Наконец, надзиратель справился, и дверь, обитая ржавым железом, неспешно отворилась. Князь подождал несколько секунд и перешагнул порог. В камере плавал серый сумрак – маленькое зарешеченное оконце под самым потолком скупо дарило нестойкий вечерний свет. Нары, грубый деревянный стол, табурет, привинченный к полу и темный силуэт человека в наброшенной на плечи старой офицерской шинели без погон.

Дикобраз здороваться не спешил, да и не очень хотелось желать здравия тому, кто даже не соизволил обернуться. Он подождал, пока сзади с противным лязгом закроется дверь, и внезапно даже для самого себя завел неплохо поставленным баритоном:

Темный силуэт дрогнул. Человек в офицерской шинели обернулся и ответил хрипловатым басом:

Немудреный припев спели уже вместе, как в долине Изонцо после очередной неудачной атаки, когда полупустая фляга шла по кругу. Чумба-лилалей, чумба-лилалей, чумба-лилалей…

Бенито Муссолини, еще не так давно Дуче и глава итальянского правительства, шагнул ближе:

– Зачем пришел, берсальер? Я ни отчего не отрекусь и ничего не подпишу, так и передай своим лаццарони. Я по-прежнему вождь Италии и таким умру. Когда меня, наконец, расстреляют? Надоело хлебать мерзкую испанскую баланду и терпеть унижения! Поганые красные свиньи! Они понятия не имеют, что такое достоинство!.. О, мадонна! Почему я был так милосерд? Надо было послушать Ефрейтора и строить концлагеря – много концлагерей. Для таких, как ты, Дикобраз!..

Князь слушал молча, не перебивая. Бывший капрал и не думал меняться. Все такой же бодливый бык, только рога спилены.

– Все эти месяцы я думал, в чем ошибся? Почему предатели победили?

Тяжелый, словно вылитый из металла, палец метнулся к груди гостя.

– Может быть, ты скажешь, берсальер? Ты у предателей самый главный, самый хитрый, это ты их всех собрал!..

Дикобраз согласно кивнул:

– Скажу. В том, что ты, Кувалда, хотел власти, нет ничего плохого. Но власть берут законно, а не устраивают походы на Рим. С 27 октября 1922 года начался обратный отсчет.

Палец отдернулся. Бывший Дуче мотнул тяжелой головой:

– Глупость! Ты все такой же гнилой безответственный либерал. Мне шепнули, что ты уговариваешь испанцев меня не убивать. Думаешь, я тебе благодарен? Ты просто слюнтяй, puzza come il cane salivadigo, figlio di puttana, pezzo di merda!..

– Язык попридержи, culone, – отрезал князь. – И слушай, пока с тобой по-человечески разговаривают. Я такой же слюнтяй, как и ты когда-то. Тоже ждал смерти в камере Царицы Небесной. Ты же меня не расстрелял.

Муссолини гулко вздохнул, взглянул исподлобья.