– Ничего страшного, я умею уговаривать. Вы не останавливайтесь, уважаемый, не останавливайтесь.

Увидев, как к его руке начали свое короткое путешествие еще три радужные бумажки, писарь окончательно сдался, больно уж хорошие деньги буквально ни за что.

– И человек он семейный. Ладно. Лет с пять назад он перебрался в другую местность, к родне поближе, от беспокойных знакомцев подальше. Но адресок мне свой оставил, да. Так что запоминайте – Киев, Андреевский спуск, дом нумер двадцать. Спросить Данило Ивашкевича. Для начала разговора можете сослаться на меня, ну а потом как получится.

– Разумеется. Странно, так он не из поляков будет?

Ставински уволок последнюю сторублевку со стола и уже без особого интереса ответил:

– Литвин. А что, не подходит?

– Ну что вы, самое оно.

Обсудив, когда и как пан Абай примет и оплатит партию из девяти незаполненных паспортов, они расстались – старик остался в уютно-привычном сумраке своей ниши, а его недолгий гость спокойно покинул трактир, в котором и не думало утихать пьяное веселье. На следующий день, опять ближе к вечеру, хорошо одетый азиат навестил писаря городской управы и забрал у того все наличные запасы документов: четыре паспорта Российской империи, три – австро-венгерской и два документа с печатями Второго рейха. Расстались они на хорошей ноте, и до самой своей смерти (а прожил Войцех еще одиннадцать лет) пан Ставински вспоминал вежливого и одновременно щедрого клиента. И даже иногда жалел, что больше они так и не свиделись.

Глава 20

Глава 20

В начале октября 1891 в Ченстохов приехал любимец и предмет нескончаемой гордости всей четырнадцатой Ченстоховской же пограничной бригады. А также эталонный образец для подражания. По крайней мере, именно так ему заявил несказанно обрадовавшийся полковник Толкушкин, время от времени странно и как-то даже многозначительно поглядывавший на новый экземпляр ежемесячного «Военного обозрения». Пока Александр ходил свидетельствовать свое почтение командиру бригады, генерал-майору Франтцу, словно сам собой организовался небольшой комитет по подготовке к грандиозной пьянке, замаскированной под торжественный обед в честь князя Агренева.

– Завтра! Хотя это я, пожалуй, несколько погорячился. Тогда послезавтра! И никакие отговорки, ротмистр, не принимаются!

– Да какие могут быть возражения, господин полковник. Разве что небольшое дополнение? Начнем в нашем собрании, продолжим в «Альпийской розе». Как?

– О? Вот это по-нашему, по-ченстоховски. Первый день в собрании, второй в «Розе»!

Наблюдая столь неожиданный приступ энтузиазма у своего бывшего командира, князь даже заподозрил нехорошее. А именно, что Олег Дмитриевич просто воспользовался его появлением как поводом для того, чтобы на законных основаниях запустить руку в бригадную кассу, после чего устроить в Офицерском собрании внеочередной праздник. С сопутствующим ему большим приемом.