Бжезинский уткнул взгляд в стол и поводил по нему руками, пытаясь успокоиться. Потом поднял будто бы помертвевшие глаза на Хантингтона:
- Сэм, нам надо определиться с этим русским источником в кратчайшие сроки - до эскалации кризисов в Польше и Иране. Нам остро необходим прямой с ним контакт. А для этого нужна санкция Президента на возможное обострение оперативной работы. Помоги мне, Сэм...
Первый день после экспедиции в школе выдался шебутной. Меня все время куда-то дергали: то на доклад в комитет комсомола, то Зиночка с Биссектриссой желали много вкусных подробностей, а то и просто зажимали в угол группы интересующихся. До подвисшего "персонального вопроса" я добрался лишь на последней переменке.
- Кузя, - негромко позвал я Наташу и направился к черной лестнице. Девушка послушно двинулась за мной.
Мой расчет оказался верен: после пятого урока, когда в школе остались лишь "старшаки", здесь, на дальней лестничной площадке была укромная тихая заводь.
- Итак, - я обернулся к Кузе и объявил: - Наказание. Но для начала: ты признаешь мое право тебя наказать?
В карих ее глазах запрыгали жизнерадостные чертики. Потом она скромно опустила ресницы, сложила руки на переднике и спросила жалобно подрагивающим голоском:
- Будешь дрючить?
- Наташа, - сказал я задушевно, - могу и не дрючить. Просто расходимся - и все.
Она сразу посерьезнела.
- Нет, Соколов, - Кузя задумчиво покачала головой, а потом с вызовом уставилась мне прямо в зрачки, - так не пойдет. Я же обещала, что ты у меня взрыднешь. Так что дрючь.
- Хорошо, - я помолчал для вескости, а потом огласил следующий заготовленный вопрос: - Что наказание должно быть серьезным, согласна?
- Согласна, - она посмотрела на меня с интересом и вдруг звонко захохотала, - что, неужели действительно дрючить собрался?
- Тьфу ты! - воскликнул я в сердцах, - да далось тебе это "дрюченье"!