– Одна, мсье! Только одна… скончалась в муках!..
Скорчившись, у входа в табачную лавку валялся труп – хорошо одетый мужчина средних лет. Цилиндр откатился в сторону, на проезжую часть. Рядом с лицом несчастного блестели осколки стекла. Два часа назад он отказался подчиниться требованиям толпы и выпить содержимое бутылки, которую нес из аптеки – нашатырь. Уверившись, что он несет яд, желая подлить его в фонтаны, толпа растерзала жертву.
Аптекаря, продавшего нашатырь, убили позже – он якобы намеревался подсыпать мышьяку в бочки виноторговца, поднявшего крик. Виноторговца оправдывало то, что он от страха не спал третью ночь, поддерживая себя крепким хересом, и в каждой мыши видел ангела смерти. Аптекарю оправдания не нашлось.
– Бей врачей!
– Уходите! Будем стрелять!
– Убийцы!
Обезумевшие люди трясли решетку больницы Отель-Дье. Ворота были открыты настежь, но, как ни странно, никто не спешил ворваться на территорию больницы этим простым, доступным каждому способом. Протискиваясь между орущими парижанами, санитары тащили в Отель-Дье больных – на носилках, грубо сколоченных досках, а то и просто на плащах. Если носилки были снабжены примитивными занавесками, не позволяя больным, еще живым, видеть лица сограждан, орущих о смерти, то беднягам, кому достались плащи и доски, приходилось довольствоваться одеялами, укрываясь с головой.
Выстроившись перед входом в больницу, ждал пикет солдат. Готовые стрелять по единому слову командира, они мрачно молчали. Вчера двоих, заболевших холерой, унесли в палаты прямо с дежурства. Утром прислали пополнение – трех новобранцев.
Миновав Отель-Дье, Эминент ускорил шаг.
За патроном уныло плелась свита. Рыжий мошенник Бейтс озирался, словно высматривал ищеек, и поминутно нюхал платок, смоченный камфарой. Вся одежда Бейтса пропиталась резким, пряным, чуть сладковатым запахом. Казалось, он тащит за собой ароматический шлейф. Рядом шагал великан Ури, надвинув шляпу на глаза. От камфары Ури чихал – будто палил из пушки.
– Мы хотим оформить всех докторишек! – бормотал он, с сожалением оглядываясь на больницу, взятую в осаду. Нерешительность парижан раздражала великана. Содрав с фонаря листовку о «врачах-отравителях», он прихватил ее на память. – Всех-всех! Мы хотим сломать их стальные пилки! Зачем идти дальше? Бей врачей – нам очень нравится…
Замыкал процессию китаец. Помахивая тросточкой, он шел молча, не интересуясь ничем. Будь Чжоу Чжу беспечен или радостен, он мог бы ввергнуть случайного зрителя в ужас. Нет, дело обстояло хуже – он был равнодушен. Происходящее не пугало его, но и не доставляло удовольствия. Генерал, следящий за ходом баталии, продуманной наперед, а главное, чужой; химик, наблюдающий многократно изученный процесс; сын Поднебесной, где знают, как во благо державы сжигать излишек населения в топках войн, голода или болезней – сегодня генерал Чжоу рассчитался по долгам.