Все наши обозы направлялись в Луцк, в котором после сбора урожая начиналась череда ярмарок, заканчивающихся в середине августа, перед началом сева озимых культур. Там атаманы собирались продать награбленное, сформовать небольшой обоз из переселенцев, а самим налегке отправиться домой. Народу в Луцке в эти дни собиралось очень много, поэтому никаких вопросов и подозрений наши обозы вызвать не могли. Если болтать никто лишнего не будет. Наши переселенцы были в курсе всех планов, поэтому бузить даже тем, кто неохотно согласился таким образом спасти свою жизнь, никакого смысла не было. После Луцка каждый решал за себя, куда направиться в дальнейшем. Никого из казаков с ними не останется.
И вообще, если бы я не предложил этого варианта и согласился оплатить его из своей доли, всех этих слуг и гайдуков, скорее всего, ожидала братская могила. Тащить их в качестве невольников через всю Литву было немыслимо. Значительно проще зарезать прямо на месте. Но поскольку резать детей и женщин даже людям этой эпохи никакого удовольствия не доставляет, то атаманы согласились потерпеть до Луцка присутствие в обозе лишней сотни ртов. Тем более что это им ничего не стоило. Мне же было понятно: ситуация у пленников безвыходная, никто им не простит гибели хозяев. Будут пытать, пока те сами себя не оговорят, а потом казнят на законных основаниях. Поэтому не сомневался: подавляющее большинство поедет дальше. Особенно если проведу с ними пару бесед. В умении рисовать радужные перспективы равных себе в этом времени пока не встречал.
На третий день после отъезда обоза, сразу после обеда, Петро, стоявший на полатях и обозревающий окрестности, крикнул сверху:
– К нам гости!
– Сколько?
– Четверо!
Это было неприятно, но не смертельно. Может, удастся отбрехаться. А нет – так четверых мы с Петром завалим. Наверное.
– Павло! Лезь на полати, будешь с гостями разговор вести. Только не бойся и отвечай смело, как учили, понял?
– Понял…
Схватив лук и колчан со стрелами, благо он был у меня в боевом состоянии, только тренировку окончил, полез к ближайшей бойнице взглянуть на тех, кто «хуже татарина». Выглянув, понял, что ситуация весьма нехорошая. Двое из четверки играли с нами в кости в корчме несколько дней назад. Сейчас они разглядывали Петра, силясь вспомнить, где его видали. Петро в свою очередь вытаращил зенки на них, аналогично насилуя свою память. Вот и аукнулась нам недавняя история.
Павло тем временем втирал двум остальным, подъехавшим по узкому мостку через ров к самим воротам, про уехавших хозяев, велевших никого в дом не пускать. Поскольку шляхтичи намеревались у нас провести остаток дня и ночи, они орали на Павла и велели открывать ворота.