— Господа, — сказал он вслух. — Я слыхивал о пресловутом нидерландском гостеприимстве, но такого, право, все же не ожидал… Бога ради объясните, отчего вы намерены ко мне применить все эти премилые выдумки?

— Потому что вы — испанский шпион, — сурово сказал старший бальи.

— Я? — изумился без наигрыша д'Артаньян. — Вот уж навет, клянусь…

Он хотел было поклясться чем-то католическим, но вовремя вспомнил, что в протестантской стране это не только не поможет, но еще более укрепит их в подозрениях.

— Я — испанский шпион? — продолжал он, от души рассмеявшись. — Да кто вам сказал такую глупость?!

— У нас верные сведения, — многозначительно произнес старший бальи. — Советую вам сознаться самому, не доводя до печального знакомства с магистром высоких дел. Это, безусловно, смягчит вашу участь и сделает нас с вами добрыми друзьями… Мы умеем ценить искреннее раскаяние совсем еще молодого человека, которого запутали в свои сети какие-нибудь злокозненные иезуиты…

«Пой, соловей, пой! — подумал д'Артаньян. — Эти полицейские штучки мне насквозь знакомы, их на мне такие прохвосты пробовали, что не чета вам! Одно и то же, даже скучно…»

— Господа, — сказал он решительно. — Вы тут давеча упоминали, что ничем не отличаетесь от всей Европы и даже кое в чем ее превосходите. Что вы — передовая страна… Черт возьми, но ведь в приличных странах так с путешественниками не поступают! Если я чей-то там шпион, приведите свидетелей, которые меня уличат, или предъявите какие-нибудь убедительные доказательства…

Он зорко следил за выражением лиц этой парочки — и подметил, что в быстром взгляде, коим они обменялись, определенно присутствовала некая растерянность, отчего душа д'Артаньяна мгновенно возликовала: есть такая уверенность, что нет у них ни надежных свидетелей, ни весомых улик! Общими фразами пугают пока что…

— Так в чем же мое преступление, господа, объясните? — воскликнул д'Артаньян, решив, что сейчас самая пора перейти в наступление. — Кто и в чем меня уличает? Что я сделал? Укрепления изучал? Пушки в арсенале считал? Секреты выведывал? Совращал какого-нибудь доброго протестанта перейти в лоно этой поганой римской церкви?

При последних его словах оба вновь переглянулись, но уже с совершенно другим выражением лиц. Развивая успех, д'Артаньян продолжал уверенно:

— Или у вас все-таки есть свидетели, уличающие меня в одном из этих гнусных преступлений, а то и всех сразу? Приведите хоть одного, вдруг я при его виде дрогну и раскаюсь? Молчите?

— Подождите, — неуверенно сказал старший бальи. — Вы так верно сказали о римской церкви… Надо ли понимать, сударь, так, что вы — протестант?