Тем не менее, сенатором Роберт Бомон быть не перестал, поэтому подсел на «Марка Аврелия» попутным пассажиром. В Барселоне, столице Окситании, где находилась кафедра кардинала Хьюберта Уолтера, задержались на пару дней. Ричард передал своему старому сподвижнику жетон и личные вещи его младшего сына. Рассказал о его службе и обстоятельствах гибели, и пообещал воздвигнуть на месте холма, где рота приняла бой и погиб рядовой Гийом Уолтер, Храм Победы. Помянули. Печально, но жизнь на этом не заканчивается. Гийом погиб героем, а что ещё нужно воину? Тем более, что старший сын Хьюберта – герцог Ланкастера, Вильгельм, был жив и здоров и исполнял должность главного юстициария королевства Англия, то есть Верховного судьи, в отсутствии сюзерена. А бродяга-сюзерен отсутствовал почти постоянно. Да и вообще, в те времена, отношение к смерти было гораздо более фаталистичным. Бог дал, Бог взял, веру люди ещё не утратили, поэтому никаких упрёков, или даже намёков на них, Ричард не услышал. На сессию сената, кардинал Уолтер отправиться не захотел. Раймунд и Джоанна постоянно проживали в Риме, и именно он приглядывал за Окситанией в их отсутствие.
В Генуе ситуация повторилась, только уже с Иаковом Левитом. Михаэль был его третьим сыном. Первый – наследник Ицхак-младший, женатый на приёмной дочери Ричарда, управлял Монферратом, и управлял неплохо, второй – Авраам, служил помощником деда, вернее, являлся его правой рукой. Именно из него, старый Ицхак готовил себе смену на посту главного казначея Принципата и начальника агентурной разведки. А младший хотел военных подвигов и славы. И он их таки получил. Посмертно, но что уж тут поделаешь… Четвёртый, Самуил, выжил, и то хорошо.
В Остии пришвартовались двенадцатого декабря 1214 года. Сказать, что их явился встречать весь Рим – не будет большим преувеличением. Весь-не весь, но как минимум половина, во главе с самим Принцепсом. Оркестр из, примерно, ста исполнителей играл «Прощание славянки», «День Победы», «Нам на всех нужна одна Победа»[135], и множество незнакомых Ричарду мелодий, сочинённых уже в этом времени. Незнакомых, но стоит признать, моменту вполне подходящих.
Изабелла, глянув на то, в кого превратились её муж и сыновья, разревелась, как плебейка, но к счастью, её удалось затереть от всеобщего внимания. Ещё не хватало, чтобы потом обсуждали королеву, как простую бабу. Кстати, только она одна называлась просто королевой, остальные были Окситанскими, Бургундскими, Русскими и так далее, а значит ей тем более нельзя было терять даже крупицы авторитета.