У ребят не было никаких шансов, потому что они не считали, что находятся на войне. А вот здесь, в Аньдуне, таких иллюзий нет, здесь это помнят всегда. В том числе и потому, что уже не раз дрались за небо над собственным аэродромом. И знают, что маскировочные сети – плохая защита от пуль американских крупнокалиберных пулеметов, – оружия отличного во всех отношениях, кроме собственно того, что оно стреляет в тебя.

Потом был ужин – более вкусный, чем обычно, потому что готовили его, уже зная, что полк начинает боевую операцию, не сравнимую со всем, что было раньше. Сидя за столом рядом со своими, на обычном месте между двумя капитанами 2-й эскадрильи: Потаповым и Баклановым, Олег ковырял в тарелке без всякого удовольствия. Можно было не сомневаться, что блюда проверили и фельдшер, и военврач, и командир полка, потому что отрава в еде была еще одним способом выбить полк из строя до взлета. В «ту» войну, да и после нее, летчики не раз гибли от диверсий – между прочим, именно поэтому личному составу дислоцирующихся в Прибалтике, Венгрии и Польше частей строго воспрещалось покупать продукты с рук у местного населения. Олег помнил нашумевшую историю с гибелью в 1945 году, кажется, в Лиепае, группы летчиков-штурмовиков (включая по крайней мере одного Героя Советского Союза), купивших на рынке копченых миног. Но в Прибалтике подобный приказ отменили уже в 1949-м, а в Польше он вроде бы действует и до сих пор…

Здесь же, в Китае, несмотря на хваленые азиатские традиции, нравы были несколько попроще. Тут, скорее, можно было опасаться брошенной в окно гранаты, нежели цианида в гречневой каше со свининой. Но все равно – береженого бог бережет, и если полковой доктор до сих пор жив, значит, он знает свое дело. А то, что еда не лезет в горло, не волнует абсолютно никого – чтобы не отключиться на перегрузках, летчики должны в любом случае питать свое тело углеводами и белками. Это как топливо. Оно может быть разным: сначала бензин, теперь керосин (а бывали самолеты, летавшие и на дизелях). Но у людей свое топливо, и как бы тебе ни было паршиво, чтобы взлететь, надо заставить себя проглатывать одну ложку за другой.

Потом, после позднего ужина, опять были карты, затем снова штаб. И снова «потом» – 2-я эскадрилья, уже прошедшая предварительный инструктаж и «накачку» вместе с остальными, но все равно ставшая объектом его очередного словесного поноса. Понимая, что перебарщивает с разговорами, Олег с трудом заставил себя прекратить нотации и распустил летчиков спать.

Это был приказ. Подъем назначен на 4 часа утра, а невыспавшийся летчик-реактивщик – это почти готовый покойник, поэтому долгих разговоров после отбоя не было. Улегшись в длинной, на 12 комфортных коек комнате, окна которой были глухо оклеены тканью, и выключив единственную имеющуюся тут лампу, летчики почти мгновенно заснули. Послушав с минуту их разнокалиберный молодецкий храп, Олег поднялся с поставленного у двери невысокого табурета, на который на минуту присел, чуть сам не заснув, и осторожно вышел.