В столовой ВМБ Йонгдьжин, такой же совместной для комсостава и матросов, как и поразившая в свое время его воображение столовая в Нампхо, висел красочный плакат «Гибель тральщика интервентов» с крупным блоком текста. Изнывая от напряжения в ожидании возвращения «Кёнсан-Намдо» из третьего похода, Алексей заставил Ли перевести ему текст с начала и до конца и остался разочарованным. В тексте было слишком много деталей для того, чтобы он был правдой: в то, что на «Магпи» (как изображенный тральщик назывался, судя по названию, жирно выписанному на его пылающем борту латинским шрифтом) американцы могли потерять почти две трети экипажа, он почему-то не слишком поверил. Плакат был старым, а на заре этой войны корейцы не слишком утруждали себя доказательствами: присвоение в 1950 году первого в корейском флоте звания Героя Корейской Народно-Демократической Республики командиру отряда «морских охотников», якобы потопивших в одном бою аж два американских эсминца, широко освещавшееся в советских газетах, не вызвала на советском флоте ничего, кроме усмешек. Чем может «морской охотник» потопить или даже повредить эсминец? Передовой марксистско-ленинской философей? Беззаветной преданностью делу освобождения юга страны от иноземных захватчиков и их приспешников, предателей-лисынмановцев? Этого, к сожалению, мало – а то бы дно вокруг корейских берегов давно стало бы звенящим от обилия мертвых стальных остовов вражеских кораблей.

– Товарищ военный советник…

Угу, это товарищ Ли. После того, как Алексей утром огрызнулся на него несколько раз подряд, переводчик разумно куда-то делся и появился только к середине дня, когда капитан-лейтенант советских ВМФ Вдовый был по локоть вымазан неотмываемой с кожи зимней оружейной смазкой и уже почти дословно понимал, что ему говорит такой же измазанный матрос-кореец, с которым они на двоих перебирали механику 45-миллиметрового полуавтомата. В качестве зенитной пушки этот полуавтомат, представляющий собой развитие танкового орудия, был полным убожеством. В советском флоте он, за редкими исключениями, вроде старых и учебных подводных лодок, вооруженных ледоколов и нескольких не выведенных еще из состава флота импровизированных сторожевиков, уже повсеместно снимался с кораблей, но для Кореи он был почти неплох.

Произведенная где-то в промежутке между 1935-м (до этого полуавтоматики на установке не было) и 1947 годом (когда он превратился из «21-К» в «21-КМ», отличающуюся рядом характерных деталей) 45-миллиметровка была Алексею отлично знакома. Во всяком случае, такая установка достаточно проста и надежна в эксплуатации, и к ней было полно снарядов: не нужных уже в таких количествах Советской Армии и потому потоком идущих в Корею. Практическая скорострельность пушки большой роли не играла: двух имеющихся на минзаге установок вполне хватало отпугнуть какой-нибудь патрульный катер, а попасть из них в атакующий самолет в любом случае можно было только случайно. Алексей искренне предпочел бы еще один спаренный «ДШК» вдобавок к имеющейся одноствольной установке – но дареному коню в зубы не смотрят ни на Руси, ни в Корее.