– «Первый», я «Тринадцатый», задание выполнено. Как воздушная обстановка? – запросил майор «землю», снова начав напряженно оглядываться. Они уже пересекли линию фронта и сейчас отходили на север, но то, насколько легко все прошло, ему не очень нравилось. Возможно, то, что прикрывающая восьмерка 1-й эскадрильи пошла вместе с ними, было ошибкой. Топлива она потратила меньше, поскольку до сих пор, наверное, вырабатывает его из подвесных баков, но лишние 15 минут в воздухе – это не такая уж большая разница, учитывая радиус действия новых «Сейбров», которые могут уже ждать их над Корейским заливом. Как и то, насколько близко к берегу базируется 913-й ИАП.

– «Тринадцатый», ВПУ вас наблюдает, – отозвались снизу голосом, в котором без труда читалось облегчение. Над линией фронта нижняя граница радиолокационного поля составляла от 4000 до 6000 метров. Все, что ниже – не видно, но они уже были выше. И в то же время облегчение в голосе Разоренова майору не понравилось. Вылет еще далеко не кончился, а рассказов о сбитых при возвращении домой, сбитых уже на посадке он слышал столько, что хватило бы на толстый том.

– Продолжайте полет прежним курсом.

– А я что делаю?.. – буркнул майор про себя. Машинально он понизил голос, хотя стесняться здесь было некогда, – во-первых, если не трогать рацию лишний раз, она работала только на «прием», а во-вторых, в радиусе ближайшей сотни километров он был старшим по званию среди всех советских военнослужащих.

Полет продолжался совершенно обычно, но напряжение не уходило. Внимательно наблюдая за воздухом, время от времени корректируя положение ведомых в строю короткими указаниями и каждые пять минут обмениваясь с «Первым» несколькими словами, он, тем не менее, испытывал неприятное ощущение, что что-то не так. Поскольку в кабине «МиГа» был только он один, выражение на лице майора не могло никого удивить. Лоб, рассеченный глубокой вертикальной морщиной, оскаленные зубы, выглядывающие из-под сведенных гримасой губ, – изображать бесстрастного, всегда уверенного в себе «Рекса» ему здесь было не перед кем.

Ему было страшно. Он слишком давно, более трех недель, не ходил в настоящие боевые вылеты и еще дольше не вступал в воздушный бой, не ждал каждую секунду, что на него спикирует из неба ощетинившийся сполохами ведущих огонь скорострельных авиапулеметов «Сейбр». Но он был слишком горд, чтобы признаться в этом кому-либо, кроме себя самого. Более того, пока майор был моложе, он отлично умел заставлять себя делать то, что было нужно. Великая Отечественная, в которой, не щадя себя, воевали все, кто имел право называть себя мужчинами, а с ними значительная доля женщин, научила его многому. В частности, тому, что твой собственный страх не имеет никакого значения, если ты понимаешь, что делаешь и ради чего борешься с собой.