Майор искренне завидовал бесстрашным людям, понятия не имеющим, что они ощущают. А таких вокруг него было много и тогда, и теперь. Достаточно успешно копируя их поведение, бесстрашию он на самом деле завидовал даже больше, чем собственно летному таланту. Но даже осознавая, что ему никогда не записать в свою летную книжку ту впечатляющую цепочку побед, которая имелась у Лисицына из его собственного полка, Михина из 518-го, Уткина из 535-го[97], самого старого из всех них, – даже понимая это, майор продолжал делать то, что позволяло ему жить в относительном ладу с собственной совестью. Изредка подниматься в небо и вести за собой полк тогда, когда это было особенно нужно, отдавая себе отчет в том, что с каждым разом это становится все тяжелее.

В 8 часов 52 минуты шестерка ударной группы совершила посадку. Два звена группы прикрытия, подойдя к аэродрому с некоторым отставанием, продолжали кружить над Аньдуном еще около десяти минут, после чего также благополучно приземлились. К этому времени севшие первыми машины были уже рассредоточены по капонирам. Когда последняя машина 1-й эскадрильи чиркнула колесами шасси по шероховатой бетонке взлетно-посадочной полосы, техники и вооруженны из состава экипажей и «эскадрильских групп» вовсю работали над уже севшими. Дозаправка топливом, пополнение боекомплектов к пушкам – все необходимое, чтобы истребители могли подняться в воздух снова.

Командир полка каждые десять–двадцать секунд поглядывал на часы и одновременно носком ботинка рисовал на земле схему захода на цель для находящихся «у машин» пилотов 3-й эскадрильи, еще не поднимавшихся сегодня в воздух. Он понимал, что нервничает, но не мог с собой ничего поделать. Подбежал с докладом начальник штаба: машины полка ушли в заслон на восток к Йончхону и к Додуну-Чон-годону, но обещанное непосредственное прикрытие Аньдуна в виде китайских «МиГов» не появилось.

Что это могло означать, комполка пока не знал. Лишь после того, как сначала последняя автоцистерна покинула край аэродромного поля, где находились капониры с вернувшимися истребителями, ему немного полегчало.

– Тихо! – скомандовал он, и переговаривающаяся между собой молодежь замолчала. С секунду комполка прислушивался, потом помотал головой.

– Показалось, – объяснил он глядящим на него летчикам. – Будто рокочет далеко на юге или юго-востоке, как артиллерия. Но просто показалось: все-таки слишком далеко.

– Это триста километров… Думаете, корейцы перешли в наступление? – неуверенно спросил кто-то.

– Вряд ли, – отмахнулся майор. Из того, что сказал ему инженер–старший лейтенант, как он выразился; «обеспечивающий операцию разведгруппы», можно было сделать не так много далеко идущих выводов. Но на действительно крупное наступление, артподготовку к которому можно услышать из располагающегося за 350–400 километров от линии фронта Аньдуна, это не походило. Да и то… Услышать отголоски взрыва атомной бомбы – еще куда ни шло. Скорее всего, корейцы действительно производили какой-то особо важный разведпоиск, и если еще раз «скорее всего», то им действительно требовалось не прикрытие, а отвлечение внимания на себя. Конечно, исключая морскую составляющую этого сумасшедшего плана… Если американцы будут знать, что где-то здесь крутятся «МиГи», то они уже не смогут с такой безнаказанностью утюжить все то, что поднимает голову на линии фронта. Тем не менее, задействование авиаполка таким извращенным образом было весьма необычным. Оставалось лишь гадать, что за задача стоит перед разведгруппой, если для ее выполнения совершается перегон десятков боевых самолетов, причем такого типа, который достаточно редко встречается в Союзе[98] и до последней недели ни разу не появлялся в Китае и Корее. И вдобавок – переброшенные к Мукдену дополнительные зенитки вместе с многочисленными обеспечивающими их службами, от автотранспорта до медиков.