Конечно, этот вариант тоже имел свои минусы. Чем дальше от нашей базы, тем меньше шансов на то, что нам удастся сохранить свою артиллерию (45-миллиметровые пушки и минометы) и танки. Уж на что, а на пушки и танки летчик-наблюдатель бомберы наведет. Так что часть вооружения придется бросить. Ну, тут уже никуда не деться. Пусть немцы думают, что они воевали не с диверсионным отрядом, а с остатками какой-нибудь нашей дивизии, пытающимися выйти из окружения.
Далее Остапенко предположил, что большую часть дивизии немцы будут транспортировать к нашему району два-три дня. Но кое-какие предварительные действия могут начать и через сутки. Значит, нам нужно начинать прямо сейчас. И тут же на нашей базе нельзя сказать, чтобы началась суматоха, но возникла некоторая суета. Так как тут мы были сами себе начальники, то в момент согласовали план действий и распределили эти действия по подразделениям. Первыми, как им и положено, выехали на мотоциклах разведчики, все, кто был на данный момент в наличии. Они окончательно определят точки нанесения ударов именно нашим отрядом. В стороны разъехались радисты с сообщениями для других отрядов. И наконец, после окончательной проверки выехали все бойцы на грузовиках и в двух танках, которые заранее были раскрашены в цвета вермахта. Пушки прицепили к грузовикам. Так, если не придираться к некоторым мелочам, то идет перебазирование обычной немецкой роты. Нас в существенной степени выручало то, что немцы во всех завоеванных странах широко использовали захваченное у противника вооружение, поэтому наличие на дороге двух танков Т-26 или взвода солдат, вооруженных СВТ-40, само по себе никакого подозрения не вызывало. Главное, чтобы бумаги были в порядке, но это уже была забота нашего главного разведчика. До сих пор он с этой работой успешно справлялся, и не было никаких оснований думать, что именно в данной ситуации он оплошает.
Надо отметить, что перед выходом мне пришлось выдержать два сражения. В первом я одержала победу, сумев уговорить Кондрашова остаться с его бойцами на базе. При этом использовала такой бронебойный аргумент, что в тылу противника на самом деле никогда не знаешь, где именно безопаснее всего. А тут важнейшая для всего нашего отряда база. Кондрашов попыхтел и уступил. Но гад Калюжный, наверное, подслушал мою беседу с Кондрашовым, и это, второе, сражение я проиграла – уговорить его остаться я не смогла. Тем более что он применил тот же самый аргумент – неизвестно, где будет безопаснее, а просто так подставлять свою голову под пули он, мол, совсем не собирается, так как голова дорога ему как память. Максимум, что мне удалось продавить, – это то, что он будет находиться непосредственно при мне. И его «телохранитель» тоже. Конечно, я могла приказать, но на собственном примере уже понимала, что в некоторых случаях подобные приказы лучше не отдавать, тем более что аргумент действительно резонный. Мы уйдем, а вдруг немцы, пусть совершенно случайно, наткнутся на базу? Тогда всем оставшимся – кранты. В то же время при налете, соблюдая определенные меры предосторожности, можно вполне уцелеть. Удручало во всем этом меня только одно – теперь перед каждым мероприятием я буду терзаться подобными мыслями. Поэтому сразу после данного налета обязательно отправлю радиограмму в центр, подготовлю отправку Калюжного за бумагами, а потом сразу в тыл его. Кстати, как в тыл – тоже пока не ясно. Самолетом, пожалуй, слишком опасно. Ладно, подумаю над этим потом.