Самолет задрожал, и его потянуло влево.
Быгов беззвучно выругался; Григорий рванулся в коридор к люку в крыло. Из двери в кабину, стукнувшись головой о верх алюминиевого проема, выскочил другой охранник, который Степан Иванович.
— Второй и третий…
— Первый запускали?
— Да. Хрен там. С пятью на курсе не удержать. Глушить на правой плоскости нельзя: валиться начнем. Сейчас крутимся над горами, пока горючее не выработаем.
«Жалко Ильфа и Петрова…» — почему-то пронеслось в голове. И еще вспомнилось, что Сталин не любил летать самолетами.
«Правильно делал».
Лена порывисто схватила его за руку.
— Подождите! Послушайте… Ну у вас же что-то должно быть предусмотрено на такой случай? Там, в будущем? Вы понимаете?
— Не понимаю.
— Ну спасти, вытащить нас. Они же не должны допустить!
— А я знаю? Я знаю, что это?
— Ну неужели нет никаких идей? Ну придумайте же что-нибудь, вы же оттуда!
— Есть, — Виктор сглотнул слюну, — у этого птеродактиля посадочная скорость не более ста…
— Восемьдесят.
— То есть если распределимся по всему самолету, даже если он развалится при посадке, у кого-то есть шанс выжить. Когда найдут, надо передать, чтобы, если что, вместо меня послали двойника. Меня же в Штатах только по фотке знают.
— И это все? — театральным шепотом зашипела ему на ухо Лена, широко разевая рот, так что казалось, она сейчас проглотит его ухо, — вы сейчас думаете только о задании? Только о том, как предотвратить эту войну? Я не верю, слышите, не верю! Вы… вы знаете,
— Лена, подождите, Лена… Вы не знаете, что это за война… У нас шансов через три года — как в этом самолете. Даже вон Ильф и Петров… один из них погибнет. Так хоть мы не зря жили, мы хоть попытались что-то в этом мире изменить, не знаю, получилось, не получилось, но все-таки после нас что-то останется, хоть эта попытка, не одна пустота…
В салоне потемнело, Виктор почувствовал легкую тошноту.