При попадании живительных капель оно на мгновение замерло, но тут же, значительно стремительнее, чем раньше, протянуло вперед свои сгустки-щупальца. Однако на сей раз объект его охоты изменился, и оно коснулось ими Глеба.

Тому подобное прикосновение придало силы, и он попытался было вскочить на ноги, но на мече, рукоять которого по-прежнему крепко сжимала его правая рука, устойчиво покоилась левая ступня волхва, а тупой конец посоха продолжал упираться в грудь князя, на корню пресекая все попытки убраться подальше от этого страшного места.

Буквально через несколько секунд упорного сопротивления место это оказалось попросту гибельным для Глеба, ибо существо уже окутало до половины его левую руку, и мертвенный холод, мгновенно сковавший ее, продолжал упорно ползти все дальше и дальше, приближаясь к сердцу.

— Врешь, волхв, — вновь почти беззвучно прошептали губы князя. — Это за Константином пришли, токмо ошиблись малость.

Его глаза продолжали оставаться широко раскрытыми, до самой последней секунды тая в себе отчаянную полубезумную надежду и веру в правоту сказанного.

Всевед ничего не ответил, ибо был занят другим.

С необычным для почтенного благообразного старца проворством он отложил посох в сторону, осторожно ухватил ноги Константина и переместил их, насколько позволяли цепи узника, чтоб между ними и головой Глеба образовалось пространство.

Затем все так же быстро он поднял огромный пук смоляных факелов, лежащих возле Парамона, умершего от ужаса при виде страшной твари, и зажег их все разом от торчащего в стене.

Продолжая стремительно, далеко не по-стариковски двигаться, он с силой воткнул в землю зажженные факелы, ограждая с трех сторон полностью поглощенного мерзким студнем Глеба.

— Плат мне метни! — зычно крикнул он Доброгневе, подскочив к подножию каменной лестницы.

Та послушно бросила отданное ей Всеведом полотно, но едва она — ох уж это извечное женское любопытство — попыталась войти и даже сделала уже шаг вниз, как была остановлена властным воспрещающим окриком Всеведа.

Немного поколебавшись, девушка хоть и с большой неохотой, но тем не менее все же повернула обратно к лестнице.

Волхв же продолжал ждать, ибо если с трех сторон факелы надежно ограждали дальнейшее продвижение мерзости, хоть и не причиняя ей видимого вреда, но перекрыть ей путь к отступлению Всевед еще не мог, ибо из угла, будто из ящика Пандоры, продолжали валить гадкие, издающие страшное зловоние студенистые кольца.

Наконец чудовищное порождение Хаоса, жадно поглощавшее свою долгожданную добычу и норовя как можно быстрее высосать малейшие признаки жизни из самых последних клеток человеческого организма, выползло наружу целиком, позволяя Всеведу воткнуть четвертый факел между студенистым аморфным телом и угловой стеной.