Маньяк с Константином немедленно вскочили на ноги и….
— Даже и не думай, княже, — чуточку с ленцой произнес очень знакомый Константину голос.
Едва говоривший выехал на свет, как князь узнал его. Это был убийца, он же насильник, он же возмутитель Пронска, человек, который ранил ядовитой стрелой Миньку, сжег Рязань, был повинен в гибели сотен простых рязанцев, а также его жены и Купавы. Словом, это был тот самый Гремислав.
— Стоять, — негромко произнес Константин, едва заметив, как Маньяк сделал шаг в сторону. — Стой, где стоишь, а то они из тебя сейчас ежика сделают.
Ведьмак послушно остановился.
— А что по такому случаю говорила мамочка воеводы, княже? — вновь раздался до омерзения знакомый голос.
Между тем на полянке сзади Гремислава появился первый всадник. За ним из лесной тьмы вынырнули еще несколько.
— Десять, двенадцать, пятнадцать, — успел вполголоса машинально посчитать их количество Константин и громко ответил: — Если ты про Клавдию Гавриловну, то помнится, что мой воевода как-то сказал с ее слов, что не очень-то хорошо быть вторым мужем вдовы, но все равно это гораздо лучше, чем быть ее первым мужем.
После некоторой паузы до опального дружинника наконец-то дошел смысл шутки, и он раскатисто засмеялся. Следом за ним стали смеяться остальные.
— А ты не из робкого десятка, княже, — одобрительно заметил он. — Не у многих хватило бы духу шутки шутить перед собственной смертью.
— А в чем мои воины перед тобой провинились, Гремислав? — спокойно осведомился Константин. — Ну, понятно, что ты на меня обиду затаил. Хотя если разобраться, то кроме самого себя тебе виноватить некого. А их-то за что?
— Такой, стало быть, им выпал жребий, — пожал плечами Гремислав. — Не поехали бы они сюда с тобой — жить бы остались.
— Маньяка-то хоть пожалей.
— А ты меня пожалел?! — крикнул Гремислав.
— Я тебя по Русской правде судил, — твердым голосом ответил Константин. — Божьего суда ты сам испугался — сбежал.
— Как же, по правде, — издевательски засмеялся Гремислав. — А когда я тебе три года назад девок свежих, почитай, кажный месяц таскал, а потом, чтоб огласки не было, их в Оке вылавливали — это как? Что об этом в Русской правде сказано? Коли по закону решил жить, так с себя бы и начал. А я всего одну и попортил. К тому же и ту не убивал — сама она в Проню кинулась. Да и брат ее — он же и вправду на меня бросился. Что мне оставалось?
Объяснять, что три года назад его, Константина Орешкина, вовсе и не было в княжеском теле, смысла не имело, поэтому он ограничился лишь лаконичным замечанием: