— Токмо ты ликовать не торопись насчет моей смерти, — предупредил Ярослав, недобро ухмыляясь.
— А я и не думал, — вздохнул Константин.
— Правильно, — одобрил Ярослав. — Потому как тебе на тризне погулять не удастся. Не ведаю уж, когда именно моя душа с телом расстанется, зато точно знаю, что тебе и до завтрашнего утра дожить не суждено.
— Значит, сдохни ты сегодня, а я завтра, — подытожил Константин и уточнил: — Это ты так решил?
— А то кто же, — спокойно откликнулся Ярослав. — Вот перемолвлюсь с тобой словечком напоследок, да и приступят мои вои, помолясь.
— В таком деле молиться… — задумчиво протянул рязанский князь и полюбопытствовал: — Это каким же богам?
— Да не важно, — небрежно отмахнулся Ярослав. — У моего Кулеки один бог в душе — я. Вот как повелю, так он и сделает. Может и вовсе без молитвы тебя порешить.
— А я ведь тебе под Коломной жизнь оставил, — напомнил Константин.
— Ну и дурак, — спокойно ответил Ярослав.
— Знаю, злобствуешь ты на меня за то, что я княжество у тебя отнял, — продолжал Константин. — Что ж, могу обратно вернуть.
— Все грады? — уточнил Ярослав. — И Владимир с Ростовом, и Суздаль с…
— Их не могу, извини, — перебил рязанский князь. — К тому же они никогда твоими и не были. А вот Переяславль отдам.
— Ишь ты, — подивился Ярослав. — А ты скупердяй, оказывается. Речь о твоей жизни идет, а ты одним городом отделаться захотел.
— Ты же знаешь, я свое слово держать привык. То, что обещаю, и впрямь верну, если ты мне дашь свободу. Остальное… — Константин даже не стал договаривать — и без того все понятно.
— Думаешь, будто княжич Святослав сумеет все без тебя удержать? — усмехнулся Ярослав. — Напрасно. Не станет тебя, и все отчины без твоего дарения моими станут.
— А осилишь? — пришел черед усмехаться Константину. — Лучше вспомни, сколько раз я тебя бил.
— Ты бил, а я уцелел, — нашелся его собеседник. — Зато теперь я разок ударю, и с тебя довольно будет.
— Чужими руками, — заметил узник.
— Дружинники мои, стало быть, и руки мои, — возразил ночной гость. — А тебе я лишь одно могу предложить перед смертью. Помолись напоследок, ежели душа просит. Попа, правда, для исповеди не позову. — Он развел руками. — Ни к чему мне лишний видок. Развяжет язык, тогда придется лишний грех на душу Кулеке класть. А то, если хочешь, мне покайся, — предложил он после паузы.
— Нет уж, уволь, — улыбнулся Константин и медленно сдвинул руку чуть ближе к тому месту, где лежал нож.