К тому же в том, что никто не обучен обращению с катапультами, попрекнуть парня тоже было нельзя. Подготовка кадров всегда, с самого первого дня возлагалась только на Миньку. Князь мог только поинтересоваться, почему был допущен пробел в столь важном деле, на что получил несколько уклончивый ответ, что, по всей видимости, Михал Юрьич для начала хотел испытать машины самолично.

Константин все-таки попросил, чтобы Сергий показал хотя бы ему самому, как собираются и разбираются эти штуковины, но уже после первого же получаса занятий обреченно махнул рукой — бесполезно. Пришлось оставить.

В просторном шатре, где собрались все тысяцкие, царило радостное и вполне понятное оживление. Наконец-то закончилось томительное ожидание, князь появился, теперь можно будет выступить в поход.

Шапкозакидательское настроение некоторых командиров полков Константин пресек сразу. Немного помедлив, он начал пересказывать все, что читал о Калке, выдавая это за официальную версию случившегося. Народ сразу посерьезнел.

«Вот так-то лучше, — удовлетворенно подумал князь. — А то ишь, герои выискались».

Вслух же произнес следующее:

— По предварительному подсчету выходит, что русских ратников было больше, чем монголов. Да с ними еще и половцы шли. Стало быть, на каждого ворога два ратника приходилось, не меньше, а победили все равно монголы. То есть они воюют не числом, а умением. О том надлежит помнить каждому. Тем более, что у нас сейчас воинов лишь чуть больше, чем у монголов.

— Выходит, мы слабее, чем те князья, что пришли на Калку? — растерянно спросил кто-то.

— Мы сильнее тем, что едины и порознь действовать не будем, — отрезал князь. — А говорил я это к тому, что сеча будет тяжкая и чтобы их одолеть, придется немало пота пролить. Да и крови тоже, — добавил он, подумав. — Теперь о главном. Известно, что татары пошли в погоню за теми, кто ухитрился сбежать с Калки. Дозоры мы, конечно, вышлем, но примерный путь врага все равно определить нужно нынче же. Давайте думать: то ли они в Переяславском княжестве, то ли уже повернули обратно, в свои степи. Если приближаются к Переяславлю — одно, а если они уже подались обратно — иное. Кто как мыслит?

«Лучше бы не спрашивал, — подумал он через пару часов. — Сколько людей, столько и мнений».

Наконец высказались все. В конечном итоге Константин принял свое волевое решение. Оно заключалось в том, чтобы основную рать усадить на ладьи и плыть по Дону до того места, где в него впадает Воронеж-река. Далее высаживаться и ждать сторожевые разъезды, которым гнать, не жалея коней, до Шаруканя[161] и до Белой Вежи.