Да и в быту смехотворный балабол был отнюдь не таков, как его опозорили в книжке. Очень удивило побывавшего в Боденвердерском музее Мюнхаузена попаданца, что если засидевшегося гостя барону не удавалось спровадить вежливо, то он нажимал на специальный рычажок в гостевом кресле, отчего из сидения в седалище непонятливого тут же впивался здоровенный гвоздь. И, как правило, этот тонкий намек невежды понимали отлично и откланивались тут же. Как-то это не соответствовало создавшемуся позже образу несерьезного болтуна и фигляра. Обсуждать это с камарадами не имело смысла, потому как Иероним фон Мюнхаузен сейчас еще и не родился даже, но мысль понятна, и посыл яснее ясного, привычны немцы привирать про свои подвиги, это для них совершенно нормально, вон откуда ноги растут у той мемуарной лжи, что бурно расцвела после разгрома Третьего рейха.

Так вот этот Штаден позорил звание достойного немца неудержимой и чудовищной брехней. В ней не было никаких оснований и при том она не носила характера бескорыстного (в отличие от мюнхаузеновской, как для себя понял Паштет). Корыстен был Штаден до безобразия и за это его не терпели камарады. Взял его было на службу Йохан в свои кромешные войска, но и там чертов выскочка все завалил. Позорит он имя немецкого воина, а это наносит убыток всем. И то сказать - последним "подвигом" чертового, прости за грубое слова святой Рох, трепача было то, что поставили якобы его охранять брод. И командовал он двумя сотнями московитов. Застава оказалась на пути орды и все погибли, кроме Штадена, которого якобы в пылу боя сбросили в реку и течение унесло его, спася от верной гибели. Судя по брезгливому выражению загорелого лица старшего канонира он ни на грош в эту историю не поверил.

- Сам сравни - ткнул пальцем и молчун - себе в грудь, в канонира, в Паштета - и потом в сторону ушедшего гостя. Тут и говорить было нечего - грязные, драные, закопченные и извозюканные в засохшей кровище очень сильно отличались от немного запыленного, но идеально чистенького хвастуна. Ясно совершенно, что в рубке он участия не принимал, отсидевшись где-то в тылу, в обозе.

- Удрал, подлец? - уточнил Паша.

- А как ты сам-то считаешь? Все легли, а его река унесла, словно щепку или...

- Говна кусок - подсказал Шелленберг.

- Вот-вот! Именно этот продукт! Зато скандалы при выплате жалования или тем более - дележе добычи - гарантированы и обязательны с его персоной. Ну его в пекло, такой сатанинский подарочек.

Тут влез в разговор Нежило, до того старательно мявшийся неподалеку, а сейчас улучивший момент в паузе разговора. Вид у слуги был озадаченный.