Нежило куда-то подевался. Паша поискал глазами рубашку покойного Шредингера - приметная она была. Не увидел, надо думать - жив пострел. Как-то уже и привык к слуге-то.

Остались только пушкари да раненые. Понятно, если ударом с тыла и фронта удастся опрокинуть татар - то уже и все. И сейчас сидя в кольце гуляй-города чертовски хотелось выбраться из этого раскаленного солнцем и заваленного трупами вонючего пекла. Паше пришлось напрячься и помочь раненым, которые удивительно стоически переносили все беды и напасти. Чистых тряпок не было и в помине, мотал раны чем попало, надеясь в глубине души, что обойдется с такой антисанитарией. И таблеток потратил массу - когда спохватился, что надо бы и поберечь - осталось их совсем мало.

А потом стало чуточку жить легче - прибежал Нежило с еще какими-то не то чужими слугами, не то обозниками просто - но принес канонирам ведро воды, на такой летней жаре показавшейся чуть ли не ледяной. Когда пили - казалось Паше, что вода эта всасывается с шипением еще во рту и пищеводе, не успевая до желудка докатиться. И оживали с каждым глотком, тут-то впору было вспомнить про сказки про живую воду.

- Бочку скоро прикатят с водицей-то - радостно сообщил пацаненок весело скаля щербатый рот.

- Куда зуб дел? - поинтересовался, возвращающийся в человеческое состояние Паштет, потихоньку входя в меридиан. У него самого болели обе челюсти и пара зубов ощутимо шатались после сегодняшнего предосудительного развлечения в виде банального мордобоя с поножовщиной. Слуге тоже по мордахе настучали?

- Выпал, хозяйин - как о само-собой разумеющемся сообщил малолетний слуга.

- А ну да, он же малой еще. Молочные там выпадают, то се... - подумал Паштет. И вот ведь странность работы мозга - сидя тут он сообразил - что за сорокозубый пришелец валялся кучкой погрызанных костей в лесу. Как раз - вот такой же Нежило. Или девчонка малая. Где-то ж сидят в челюстях заменяющие молочные постоянные зубы. А головенку детскую зверье погрызло немилосердно, вот зубешки и повысыпались...

Жизнь определенно налаживалась, благо и солнце пошло на убыток, жарило не так люто и бочку с водой привезли, а потом - и вторую и первая, опустев - мигом обернулась, да и Гриммельсбахер притащился к пушке, опираясь на какую-то клюку. Ногу он волочил, бок явно берег, дышал с одышкой и вместо морды у него была синяя подушка, в складках которой с трудом угадывались места, где были глаза, нос и рот - но живой. Как ни странно, а видеть этого ковыляющего самостоятельно пройдоху Паше было приятно. Хоть и редкая скотина его камарад - а все же - свой. То, что приятственности могла быть причиной и банальная корысть - попаданец не подумал.