— Мы не боги.

— Понятно. Еще вопрос: мы с вами из одного времени?

— Нет, объективно мы живем на тридцать лет позже, но в две тысячи одиннадцатом я живу одновременно с вами. Надеюсь, вы не станете разыскивать меня с целью мести? Свой год вы назад уже не вернете, а я в этом году еще ни в чем не виноват и о путешествиях во времени знаю еще меньше вашего.

— Делать мне больше нечего, я не кровожаден. Скажите, а какого черта вам здесь вообще надо? Чего вы сами в этот сорок первый лезете и нас с собой тащите?

— Вы же такой догадливый, — ухмыльнулся Гарри, — вот и догадайтесь.

Хорошо, попробуем догадаться. В исторический процесс они не лезут, наоборот, блюдут неизменность существующей реальности. Изучают историю? Смешно. От Гарри просто прет прожженным дельцом, несмотря на аристократическую приставку «сэр», он бесплатно на историю работать не будет. А что есть в сорок первом, что имеет приличную цену и не влияет на ход истории?

— Брошенная военная техника? Неповрежденная, аутентичная техника, любой музей отвалит приличные бабки.

— Отвалит, — согласился Гарри, — и даже экспертизу проводить не будет.

Мне бы на этом остановиться, но меня уже понесло.

— А еще можно ценности, утерянные при эвакуации, прихватить, произведения искусства уничтоженные. Если с умом поработать, то много чего можно найти. Один Екатерининский дворец в Пушкине чего стоит! Кстати, не потому ли Янтарную комнату до сих пор найти не могут?

Если я думал смутить Гарри, то не на того напал.

— Мы делаем благородное дело, мы спасаем произведения искусства мирового значения…

— Я сейчас разрыдаюсь от умиления — произведения они спасают! Крысятничаете вы по углам мировой бойни. Мародеры! Гробокопатели! Не боитесь, что я по возвращении о вас все расскажу?

— Расскажите, расскажите. Только о чем? О том, что потомки изобрели машину времени и ценности, а также произведения искусства, погибшие в прошлом, таскают в будущее? Книжку об этом напишите, интервью на телевидении дайте, фильм, наконец, снимите. И понастойчивее, понастойчивее.

То, что советует Гарри — кратчайший путь в дурдом, но крыть было нечем. Тон Гарри стал ледяным, как арктический айсберг.

— У вас есть еще вопросы?

Вопросов больше не было.

— У меня все, спрашивайте.

Гарри прошел от кровати в дальний угол, вернулся, пристально рассматривал меня секунд десять и только потом заговорил.

— Все нормальные «попаданцы» сразу на товарища Сталина выйти пытаются или к Лаврентию Палычу на прием попасть. А вы? Образованный человек, инженер, более того, кандидат наук, а чем занимаетесь? Полтора года простым красноармейцем…