– Теперь уже, наверное, весь город говорит о великом чуде, совершенном святым человеком. Прикоснулся к паралитику своей казацкой саблей, и он пошел своими ногами. Чудо самое натуральное.
– Да он наверняка притворялся! Не был никаким больным, на войну или разбой идти боялся – вот и пристроился народ дурить, себе на пропитание обманом деньги добывать. Чего же тут чудесного?! – разгорячился Срачкороб.
– Как оно было, теперь один Бог ведает, а вот что больше ему на паперти не стоять, я совершенно уверен. Раз из тебя решили святого делать, случай объявят чудом, а того хмыря исцеленным.
Эти аргументы Юхима и добили. Бедолага из состояния ошарашенности перешел в меланхолию. Даже богатейшая его фантазия буксовала при попытке вообразить себя святым. Мысли в голову пошли чередой, одна другой мрачней:
– Это что же, мне теперь по бабам не ходить? И воевать, кажется, святым не положено. А от сидения в келье я или свихнусь и начну кусаться, или вообще сдохну. И шутковать, как я привык, святым не полагается, они ж все люди серьезные.
Обговорить произошедшее с Юхимом друзья не успели. Громко стукнули входные двери, однако входить в хату пришедший не спешил. Видимо, чистил обувь от снега, от сапог не сделавшего это Срачкороба образовались уже грязные лужицы. Очистительные процедуры гость неожиданно затянул, но наконец отворились двери из сеней в хату, и выяснилось, что пришел не он, а она. Девушка лет двадцати с хвостиком, определять женский возраст по внешности Аркадий как в двадцать первом веке не умел, так и в семнадцатом не научился. Причем девушка знакомая, он встречался с ней не раз, и их даже знакомили.
Девушка перекрестилась на икону с лампадкой, в пояс поклонилась присутствующим и почему-то ломаным, прерывистым голосом произнесла приветствие:
– Помогай Бог!
– И тебе так же! – за всех ответил старший по возрасту Иван.
– Дядьку Иване, мне сказали, что у Аркадия нету уже родителей и вы ему за отца теперь. Это так?