— Ну… не без потерь.

— Чертяка! Да вы…

— Да я…

— Мы первые встанем, Трофим, — печально покачал головой полусотник.

— Да ты не переживай, на миру и смерть красна! Селим тут собрал многих и многих, а у нас к ним счеты… Мы долго выжидали, но все, хватит!

— Да я...

— А ты прорывайся, кто-то наверняка уйдет! Я видел твой греческий огонь! Здорово!

— Да ты…

— За меня не переживай, отомстишь! Нашим привет!

— Да у нас… у нас… — звонкий рожок за спиной воеводы перекрыл его голос и он, наконец, выкрикнул прямо в лицо побратима, взяв его за грудки. — У нас пушки, тетеря ты долбленая!! Деревянные, бронзовые, какие есть, но много! И порох весь с собой взяли! Ничего не боимся, опробовали уже - в низовьях Волги! Из-под картечи людей уводи, стоеросовая ты башка! Вверх будем стрелять! Казанчии показались!

— Ах, же ты, твою дивизию., три пенька через коромысло… Курныж! Всех на берег, под обрыв!! Накрывайся щитами!

* * *

Кровавый диск уходящего на покой солнца подкрашивал далекие паруса багровыми оттенками. Ветлужцы уходили на ночевку на противоположный берег Идели.

Полным составом, включая предавших Селима ак-чирмышей.

Они ни на чуть не поверили в благородные мотивы хана и припомнили ему не только «свадьбу Айюбая», но и удар в спину суздальского князя.

Слово, оно дорогого стоит, говорили ветлужцы.

А уходили зря. Преследовать их Селим не собирался.

И как преследовать? Спустя два часа после бойни на противоположный берег реки вылетела передовая сотня нового вражеского войска.

Кожаные мешки, у них были набиты сеном, словно они готовились переплыть реку прямо здесь и сейчас.

Следом, приминая траву огромными колесами, медленно вылез обоз, состоящий из множества покрытых полотном тяжелых повозок?