– Надеюсь. Так все же, Фриди, сколько мы еще тут проторчим?

– А ты что, устал от своей Эльзы? – фриц прищурился. Я уже ждал какую-нибудь гнилую шуточку, но нет. – Наслаждался бы, пока есть возможность. После ранения нужно отдыхать, вдруг вновь на фронт пошлют!

– Могут, тем более заместитель у меня неважный.

– Ворует?

– Ага, – кивнул я, сочиняя на ходу. – Ловил не раз, но сделать ничего не могу, у него есть покровители.

– Вот так всегда, – рубанул воздух ладонью немец, – как нормальный человек, так его «жмут», по жизни или по службе, неважно. А всяких гнид прикрывают родственнички и различные покровители! Тьфу ты, – немец смачно выругался, где слово «шайзе» было самым приличным. А я вдруг подумал, что мне все это очень знакомо. Ведь действительно, в Германии, да и во всех «цивилизованных» странах, сейчас царит коррупция и воровство. Это нормальное явление сейчас, да и в двадцать первом веке вся борьба с коррупцией сводилась к тому, чтобы прижать мелких чинуш, а рыбка покрупнее как хапала, так и будет.

Фридриха я оставил отдыхать и наслаждаться кофе. Сам же вернулся к дому майора вермахта. Соседи ходили туда-сюда, и никто не обращал на меня внимания. Я, конечно, предусмотрительно старался скрывать свой интерес к дому и проходить внутрь осторожно, чтобы никто не видел, куда именно я иду, но кто-то, возможно, меня и видел. А вообще, думаю, что если меня до сих пор не взяли за задницу гестаповцы, значит, пока и не обратили внимание на одинокого штабсинтенданта, праздно шатающегося по Кенигсбергу.

Сегодня я все же решил покормить пленника, жалко стало, если честно. Тот внимательно выслушал мою речь, сопровождавшуюся угрозами, и решительно кивнул. А требовал я лишь одного – молчания. Если фриц будет паинькой, то и поест, и даже коньяка выпьет, но если только вякнет, умирать он будет долго. Тот был уже достаточно измучен, чтобы пытаться храбриться, поэтому легко согласился. Все время, пока он ел, да и пил тоже, я держал рукоять пистолета у него над головой. Надо отдать должное выдержке и уму майора, он даже не пытался говорить. Молча съел все, что я ему принес, и выпил почти стакан коньяка. Я вернул ему кляп в рот и связал. Надо заметить, что вязал я его, стараясь не перетягивать, но в то же время так, чтобы не смог освободиться. Это трудно, на самом деле, но мне не хотелось, чтобы на майоре были следы пыток. Хотя я все равно его планировал уничтожить взрывом, тогда, может, и не нужно столько усилий…

Вернувшись к наблюдению – если честно, то уже порядком надоело сидеть возле окна и пялиться на сад и резиденцию гауляйтера, – я уставился на объект. Внезапно в голове всплыли мысли о жене и ребенке, который должен был уже родиться. Как же хочется домой… Черт, ведь зарекался не вспоминать, а опять туда же. Нельзя на задании думать о доме и семье, спалишься. Вновь натянув на себя маску безразличия, я поймал себя на мысли, что передо мной, точнее в саду гауляйтера, что-то происходит.