Когда Силин ушёл, я, обращаясь к Кацу, воскликнул:

– Ну, вот видишь, всё получается, как ты хочешь! Пленных нет – допрашивать некого. Одна надежда на Максима, что он всё-таки отыщет пакет и бомбиста. Если и тут получится облом, то, считай, организаторов нападения мы упустили. Охранное отделение хрен на них выйдет. Не верю я в их дееспособность. Профукали в нашей истории империю, и если надеяться на них, то и сейчас охранное отделение ничего не сможет сделать с экстремистами, несомненно, являющимися германской агентурой. На словах у Охранки всё будет бурлить и искриться, а на деле в основных делах будет застой и затхлое болото.

Представитель охранного отделения жандармерии появился раньше, чем Максим. Но всё равно позже, чем медики, которых доставили джигиты из ближайшего госпиталя. Ещё грохотали взрывы гранат, а ингуши уже мобилизовали три пролётки, ожидавшие в переулке проезда царского кортежа, и в сопровождении нескольких джигитов направили их в госпиталь за врачами. Так что жандармы сработали менее оперативно, чем медики. Конечно, я сам отказался от сопровождения кортежа представителями охранного отделения, заявив, что их люди должны работать на улицах, а не красоваться в императорском кортеже. И выразил монаршее желание, чтобы в такой торжественный день на улицах Петрограда было как можно меньше полицейских мундиров. Но всё равно вопросы к охранному отделению и к жандармерии в целом оставались. Вот я их и начал высказывать подошедшему полковнику жандармерии. Ради этого даже выбрался из «Паккарда», чем очень раздосадовал Каца. Я уже давно хотел выбраться из автомобиля, но мой друг всё время убеждал меня, что император не имеет права дёргаться и организовывать штурм засевших в доме террористов. Но когда появился жандарм, бой уже закончился, и я посчитал глупым и недостойным императора вести разговор с полковником через открытое окно, развалившись на мягком сиденье «Паккарда». Хотя когда давал поручения Максиму или Силину, этот вопрос меня не волновал. Ну, это когда давал поручения, а полковнику я устроил настоящую выволочку. Ругался, прежде всего, по поводу того, что жандармерия халатно отнеслась к поручению тщательно проверить все дома по маршруту следования царского кортежа.

Я бы ещё больше разошёлся в своей обличительной речи, но тут подошёл Максим. Парень был большим знатоком этикета, устава и традиций, поэтому, не приближаясь близко к нам с полковником, он просто сделал всё, чтобы попасться мне на глаза. Тактика у моего адъютанта была безошибочная. Как только я его увидел, сразу же прервал свой обличительный монолог и крикнул: