— Странное упражнение для девочки. Впрочем, с учетом всего произошедшего, полагаю, что должен восхититься твоей, высокопреосвященный, прозорливостью и предусмотрительностью. И еще раз исполниться верой в правоту Никейского собора. Раз уж такой видный теолог и философ принял ее не под принуждением, но будучи убежден в ее истинности логическими доводами. Твоя ученица, кстати, тоже постоянно упирает на "верую, ибо знаю" — сильнейший и достойнейший тип веры, — и в этой ее склонности я вижу не только образец апостола Фомы и учения апостола Павла, но и влияние духа стоящего передо мной мыслителя.

Пирр растрогался. Успех! Неважно, что на сердце у епископа, — он откровенно предлагает сотрудничество. Хотя и намекнул, мерзавец, что неплохо бы Пирру сразу занять ту же позицию, что и епископ Пемброукский. И на былые расхождения в вопросах веры намекнул. Патриарх продолжил расспросы… И запутался окончательно. Ибо услышанное говорило — на мокнущих от пота и крови простынях бьется со смертельной болезнью именно соотечественница. Кто, кроме грека, способен на такое?

Другой вопрос: откуда это все взялось? Чему и как учили базилисс, Пирр знал. И если в перевод Евангелий верилось легко — способности к языкам у них и правда были хорошие, — то остальное… Ну еще меч — хотя выучившаяся по книгам воительница не должна была иметь и тени шанса против выросшего на реальных стычках варвара. И ведь негде, негде все это выучить и узнать. В мозгу мышами скреблись неучтенные факты. Что-то они означали. Если сложить.

Пирр был политиком и растерянность маскировать умел. Тем более главное дело — увидеть ту, ради которой приехал на край света, хоть какими глазами. Самозванкой Пирр ее про себя уже не называл. Совесть мешала. Совесть породила надежду: а вдруг? Вдруг есть возможность извиниться за давнее малодушие. Не перед союзником, сидевшим в безопасности. Не перед тем, кто имеет право простить все. Перед той, перед кем на деле виноват. Этих чувств Пирр в своей душе не видел, хотя в чужой прочитал бы без труда. Зато епископ Дионисий рассмотрел. Понял. И, когда Пирр намекнул, что хотел бы видеть ученицу, принял решение.

— Времени для пространных бесед мало. Августина отравлена, — припечатал он, — но жива. Хотя в сознание со вчерашнего вечера не приходила. Виновных не нашли. Все подозревают всех. Постороннего к ней близко не подпустят. Или ты согласен назвать свое имя?

— Пока нет.

— Тогда вижу только один способ. Я все равно собираюсь совершить над больной таинство соборования — вместе с моим викарием. Но три священника лучше двух. Никто возражать не решится. Так что, если она придет в сознание…