И остается хлопать сестру по спине, говорить, что она справится. Как всегда. А самой исполнять, что поручено, точно и аккуратно. И верить в победу. Несмотря ни на что.

Если совместный рев с Эйрой изгонял отчаяние, то беседы с Анной наполняли спокойствием, напоминали о любимом деле. Тогда, после первой проповеди, пришлось объяснять, почему работу совершает именно разум, а не человек, не бык и не речка. Пришлось подчеркнуть, что дурная работа — это или никакой работы вовсе, или переделывать, что бывает даже трудней. Довольно быстро добрались до определения коэффициента полезного дела и понятия мощности как способности совершать некоторое количество работы в единицу времени. И тут застряли надолго! На самом простом: на времени. Время для бриттов было вполне себе мерно — часы, стражи, дни, месяцы и годы знали все. Но было это время расплывчато. Анна Ивановна не привыкла мерить время варки зелья песочными часами или клепсидрой — ждала результат. Дни — они разные летом и зимой, и ночи тоже, а значит, и стражи, и часы. Месяцы тоже разные. Даже годы!

Тема оказалась трудной, но очень интересной обеим. Анна решила, что вера сиды в ровный и непрерывный поток времени — свидетельство очень спокойной, склонной к созерцанию натуры. А еще — речной сути. Вода ведь течет ровно и непрерывно! А Немайн поняла, что в житейских, а не технических вопросах непосредственный подход кельтов бывает куда верней…

К чуду быстрой дороги Эйлет на сей раз отношения не имела. Сидела в трехосной колеснице — спасибо Майни, догадалась впихнуть туда нечто вроде стула и стола — да, сцепив зубы, проклинала боль в руке. Которая отвлекала, глушила нужные мысли и открывала скрипучую калитку в голову разным гадостям. Самой слабой из которых было понимание своего увечья.

При этом разум все понимал, а что-то внутри отказывалось смириться с таким поворотом! При этом Эйлет себя презирала, но поделать ничего не могла — боль от гибели отца оказалась едва ли не слабее той безнадежности, что нанесла удар перед самым отъездом. Майни как раз вручала грамоты-инструкции, граф Окта уже передал письмо для жены и продолжал сыпать дельными советами… От Эмилия она ожидала того же. Ничего сердечного, просто деловой совет — и девушка-подранок отправилась бы в путешествие печальной, но спокойной. Увы, негодяй не соизволил подождать полчаса и пощадить ее чувства. Четко повернулся к Немайн и тремя рублеными фразами — не купец, воин! — доложил, что по окончании кампании намерен срочно отбыть в Карфаген. Как только откроется навигация. О чем-де ставит в известность и просит учесть таковое намерение в последующих планах великолепной. Так и сказал — «таковое». И даже глаз на Эйлет не скосил. А ведь ее взгляды чувствовал. И раньше, и тогда.