— А вы? — вождь перевёл взгляд на наркома обороны.

— И у меня не получится, товарищ Сталин. Завтра улетаю на Корсику.

— На совместные учения? Кстати, кто догадался назвать их "Лиса и виноград"? Мне, конечно, плевать на мнение англичан, но такой явный намёк им не понравится.

— А что, разве плохое название? Товарищ Ворошилов вообще сначала предлагал "Шок и трепет".

— Ну, это уж слишком.

— Вот и я о том же — скромнее нужно, — кивнул Каменев. И добавил, опять вспомнив про телефон: — Давать отбой?

— Да, ничего не говорите, — согласился Иосиф Виссарионович. — Пусть это станет сюрпризом.

Три дня спустя. Трасса Москва — Нижний Новгород.

Ехать в машине было невыносимо скучно и жарко, и не помогало опущенное стекло, в которое ветром вбивало запах свежеуложенного асфальта. Даже ямы, это извечное развлечение русских дорог, отсутствовали. А потому монотонность езды вгоняла в дремоту, лишь изредка покачивая на поворотах.

Нижегородское шоссе расширили и покрыли заново ещё в прошлом году, но непривыкшие к таким условиям водители до сих пор засыпали за рулём, утомлённые монотонностью, и раз в неделю обязательно кто-нибудь разбивался насмерть. Когда тревожная статистика дошла до Москвы, то была создана специальная комиссия при наркомате внутренних дел. В её задачу входило установление причин аварий и проверка на предмет злого умысла и терроризма. Дело в том, что дорожным строительством в Советском Союзе занимался недавно созданный трест "СпецШоссеАвто", рабочий персонал которого состоял преимущественно из приехавших на заработки американских граждан.

Вредительство так и не выявили, если не считать раскрытых крупных растрат и хищений. Главный инженер треста по итогам проверки получил орден Трудового Красного Знамени, управляющий — пятнадцать лет строгого режима, а финдиректор — двенадцать. Правда у обоих после конфискации имущества случился сердечный приступ, видимо инфекционный, потому что подобное несчастье постигло ещё некоторых ответственных товарищей из нескольких наркоматов, причастных к строительству.

А американцы… американцы остались. Им всё равно некуда было возвращаться. Не в том смысле, что страна куда-то подевалась, а просто их там никто не ждал. После "Манхэттенского кризиса", случившегося в тридцать четвёртом году, экономика Соединённых Штатов, которая и без того напоминала предсмертные судороги, умерла окончательно и бесповоротно. Новый курс президента Рузвельта, начавший было приносить хоть какие-то результаты, полностью провалился. И если на первые вакансии, предложенные советскими предприятиями и размещённые посольством в газетах, откликнулось всего сто с небольшим тысяч человек, то с появлением новых, количество желающих нарастало лавинообразно.