«Беги в контору!», приказал ему ее отец. «Сожги записи!»

Ренфилд ухмыльнулся, набросил себе на плечо саперную сумку, выбрался из кабины и побежал по заводскому цеху, уклоняясь от пуль и виляя по пути между станками.

Она была впечатлена его внезапной ловкостью и проворством, как у футболиста, умело скакавшего и прорывавшегося сквозь защитников.

Люсиль и ее отец продолжали вести огонь, не давая противнику высунуться, чтобы безумный сержант мог бросками перебегать от одного укрытия к другому.

Люсиль прицелилась в высокого лейтенанта, пробиравшегося вдоль груды необработанных стальных деталей к лестнице, ведущей в контору. Ее палец уже начал сжимать курок, когда ее вдруг резко перевернули на спину.

На нее набросился один из охранников-румын. Люгер вылетел у нее из рук, когда она начала бороться с напавшим на нее солдатом, прижатая его весом. Ей на помощь поспешил один из рабочих, прятавшихся под конвейером, но он был сбит с ног пулей, выпущенной невидимым стрелком. Другие рабочие отреагировали на это тем, что забрались еще глубже под станки, где укрывались от выстрелов.

Ее отец столкнулся с собственными трудностями. Его оружие, старый французский карабин MAS 38, заклинило, и он пытался устранить дефект. Двое эсэсовцев, поняв, что он не ведет по ним ответный огонь, поднялись и бросились на него. Всё, он покойник.

Они быстро добежали до грузовика, распахнули двери и навели свое оружие на старого профессора, который бросил своё. Один из них спросил: «Это тот, кого мы ищем?»

«Нет», ответил второй, сверившись с фотографией. Ван Хельсинг мельком увидел зернистое фото. Дракулы в поезде.

«Тогда его можно пристрелить, да?», спросил первый солдат и поднял пистолет к голове Ван Хельсинга. Но так и не успел спустить курок.

За спиной двух немцев появились рабочие, сжимавшие в руках трубы и стальные арматуры. Они толпой набросились на эсэсовцев и забили их до смерти. Профессору показалось, что рабочие сделали это даже с излишней ненавистью.

Люсиль же отчаянно дралась за жизнь. Охранник схватил ее за горло руками и стал его сжимать, пока она не начала задыхаться. Легкие ее горели, зрение стало затуманиваться. Сопротивляясь ему изо всех своих убывающих сил, ей удалось вновь подняться на ноги.

Некоторое время они шатались в неуклюжем танце, пока Люсиль, отступая и пятясь, не оказалась в огромной башне из бухающей от грохочущих ударов стали, которая оказалась десятитонным молотом.

Машина еще вовсю громыхала и клацала — глубокими, гулкими лязгающими ударами стали о сталь. Обычно в ее маслянистую пасть подавались латунные листы, где они сгибались в большие трубы. Теперь же она колотила лишь впустую по воздуху, всякий раз сотрясая заводской пол маленькими землетрясениями, когда бились друг о друга, сталкиваясь и соприкасаясь, ее прессы. Прижатая бедрами к основанию машины, Люсиль всем телом ощущала эти ритмичные содрогания.