Запах был настолько близким, что я даже оглянулся. Маленькая дверца в стене ворот, которая всегда была закрыта на висячий замок, была чуть приоткрыта. И запах доносился именно из-за этой двери.

Я осторожно приоткрыл ее и заглянул внутрь. По узкому пространству между стенами вверх шли крутые лестницы. Тишина и свежий запах.

Я потихоньку поднялся на уровень выше человеческого роста, постоял на площадке, прислушался и снова пошел вверх. Мне показалось, что я слышал потрескивание поленьев в печке, но этого быть не могло, потому что в башне-воротах никаких печей не было.

Вверху показался черный квадрат открытого люка, иногда подсвечиваемый красными всполохами пламени.

Внезапно меня подхватили сильные руки, кто-то дал мне по физиономии, воткнул в рот тряпку, связал руки сзади и бросил на лавку.

Темнота внезапно рассеялась. Свет свечи на столе освещал довольно просторное помещение с низким потолком, печку в виде камина и трех человек в военной форме, сидевших за столом.

В красном углу висела небольшая икона, и мерцал свет крошечной лампадки.

Военные были в достаточно зрелом возрасте, лет за тридцать, одеты в длинные куртки с погонами, брюки с красными лампасами заправлены в сапоги. Двое казаков и старший урядник.

— Вот, Иван Петрович, словили все-таки вражину, о котором Его благородие предупреждали, — сказал рядовой казак, возрастом постарше всех.

Урядник взял со стола лист бумаги и, подслеповато щурясь, начал читать:

— Из колодников Андрей Смирнов, скованный в ножных кандалах, неведомо куда бежал, коего здесь в крепости нигде сыскать не могли и для сыску его посланы нарочные точто да еще не возвратились, а по справке в комендантской канцелярии оказалось, означенный каторжный колодник Смирнов нынешнего июля 8 числа прислан при рапорте от находящегося у командования господина секунд-майора Ланского в побеге из Екатеринбурха из тюрьмы с казенной работы и за два долговые воровства с наказанием кнутом. А ноздрей не вынуто и других знаков не положено. Росту же он Смирнов малого, двадцати лет, лицом бел, светлорус, глаза серые. На нем платья один кафтан ветхой смурой. О сыске его и о поимке куда надлежало от здешней канцелярии указами предложено. Ну-кка, Иванов, свечку поближе поднеси к этому варнаку, рассмотри его обличье.

Казак помоложе схватил свечку со стола и направился ко мне. Казаки тоже встали и подошли, с удивлением рассматривая мою одежду.

— Никак из благородного сословия будут, господин старший урядник, — тихо сказал молодой казак.

— Пожалуй, так, — сказал Иван Петрович и распорядился, чтобы меня развязали.