— Хороший табачок, аглицкий, — сказал Иван Петрович, — нашему господину есаулу из Лондона ихнего присылали. Небось, дорогой табачок-то. Мы в основном трубки курим. А те, которые по старой вере живут, так те вообще табак не потребляют.

Разговор никак не складывался. Я не знал, что им сказать и казаки не знали, о чем меня спросить. Выручила природная сметка русского человека.

— А не откушаете ли с нами, Ваше благородие, чем бог послал, — спросил Иван Петрович.

— А не объем ли я вас, братцы, — задал я в свою очередь вопрос.

Взятое от Льва Толстого обращение к солдату «братец», кажется, срабатывало, расставляя по своим местам сословия в том месте, где я оказался. Как тепло звучит слово «братец» и как оно сильно отличается от уголовного «братан» и от церковного «брат».

Я подсел к столу. Мне подвинули глиняную чашку с борщом, подали деревянную ложку без какой-либо хохломской росписи и отдельно положили половинку куска хлеба, отрезанного от большого черного каравая, лежащего на краю стола. Сами казаки перекрестились на образ в красном углу, налили борщ в большую миску и степенно по очереди стали хлебать его, поднося кусочек хлеба к ложке, чтобы не капнуть на стол.

Попробовал борщ и я. Вкус у борща был отменный, наваристый.

— А что, Ваш бродь, слышно о замирении в Крыму? Кампания вроде бы закончилась, а раненые и увечные с тех краев продолжают приезжать. Никак война до сих пор продолжается? Вот и англичане с басурманами снюхались против России войну вести. Не так давно Наполеона отбили, и опять на Россию нападают. И кыргызы тоже на нас косо смотрят, — начал разговор Иван Петрович, как командир, который ближе находится к высокому начальству, и поэтому был более осведомленным во всех делах.

Его слова меня озадачили еще больше. Получается, что на дворе 1855 год. Почти семьдесят лет назад. Да этого быть не может. Я выглянул в узенькое окно-бойницу и не увидел ничего, что привык видеть каждый день. Всюду темно и низенькие дома вокруг. Откуда-то издалека доносился лай собак.

— Пойду я, Иван Петрович, покурю на улице, — сказал я.

— А идите, Ваш бродь. Сейчас хорошо очень улице, — ласково сказал казак, — там шагах в десяти есть будочка такая маленькая с дверцей, так Вы там поосторожней, не ушибитесь.

Я вышел на улицу из маленькой дверки, впустившей меня полчаса назад. Под ногами был красный кирпич, которым была вымощена дорога в воротах. Осторожно выглянул из ворот и увидел то, что видел каждый день.

Я быстро бросился к дверце, из которой только что вышел, но она была заперта на большой висячий замок, который красноречиво говорил о том, что никого здесь не было. Я начал дергать замок, пытаясь открыть дверь, но тяжелый замок только звякал о пробой и холодил согретые в тепле пальцы. Неловко подсунув палец, я прищемил его дужкой замка и проснулся.