– А кто же Евгения Игоревича домой повезет, если Юра уедет в Петрозаводск? – спросила она с вызовом.

Голота снисходительно улыбнулся, словно ему предстояло объяснять школьнице, за что он отобрал у нее губную помаду на перемене.

– Водитель Радецкого, разумеется.

– Ничего не понимаю! – Надюша коснулась пальцами висков. – Вы же его отпустили!

– Звони немедленно! – потребовал Андрей. – Ты должна получить подтверждение моим словам.

Улыбка сползла с его лица, и взгляд стал жестким.

Девушка сняла трубку, дрожащей рукой нажала клавишу и замерла в ожидании.

– Не отвечает… – с некоторым облегчением сказала она Голоте, указывая на телефон, и вдруг встрепенулась: – Але… Евгений Игоревич!.. Простите, ради бога… Я вот… Да, конечно, понимаю… Простите… Просто вопрос важный… Юра может подвезти журналиста?.. Почему по пустякам?.. Я думала… – Она обескураженно положила трубку: – Ругается…

– Ничего, – подмигнул Андрей. – Когда расскажешь ему, что Гольденберг доволен, – сразу подобреет. Звони на вахту…

Спустившись вниз, он без обиняков обратился к Скворцовой.

– Где Юра?

– Вот… – Женщина указала на молодого парня, топчущегося возле дверей.

– Я – Гольденберг, – протянул ему руку Андрей. – Не будем мешкать. В путь!

Выходя, он обратил внимание, что уборщица натирает тряпкой дверные ручки.

Глава двенадцатая

Глава двенадцатая

В кабинете городского прокурора полным ходом шел ремонт. Массивный стол Штыря сдвинули в середину комнаты. Туда же перенесли громоздкий шкаф с неугомонными шахматными часами. Тяжелые шторы сняли с окна, и оно теперь выглядело голым и беззащитным, а сам кабинет – неуютным и открытым для посторонних глаз.

Рабочие раскатывали по полу рулоны обоев, а пожилой маляр в смешной шапочке из газеты, стоя на стремянке, белил потолок.

– Поговорить толком негде! – раздраженно сказал Штырь прибывшему Недельскому. – Пошли в буфет.

Они взяли кефир, две слоеные булочки и устроились за дальним столиком.