Но идиот не желал шевелить мозгами. Вердикт, отпечатавшийся на его лице после короткой внутренней борьбы, гласил: хрен с вами.

— Всем лечь на землю лицом вниз! — скомандовал он.

Патрульные уже успели забраться в машину.

Под дулом автомата пришлось подчиниться. Резун, плотно жмурясь от злости и стыда, лег в лужу. Сволочь, трусы, дерьмо, и это — Советская Армия?

Лейтенант запрыгнул в машину, фольксваген взревел и укатил, обдав их тучей брызг.

— В аэропорт ребята опаздывают. Боятся, самолет без них улетит, — криво улыбнулся патлатый.

— Ну что, комсомолец Биробиджана, дальше пешком идем?

Самаритянин выругался.

— Я могу пойти поискать еще машину, — сказал бритый.

— Не надо, Лева. Мы уже почти на месте.

Он посмотрел на Владимира. Потом на крымца.

— Вот черт! Ну, на хера ж было обкалывать его до бесчувствия! — и патлатый принялся приводить Верещагина в сознание старым, как мир, способом: немилосердно теребя уши. Эффект воспоследовал через две секунды: беляк заметался, пытаясь вывернуться, застонал.

— Вставай! Вставай давай, уходим! — кое-как они поднялись: ни дать ни взять скульптурная группа «Сильнее смерти».

— Туда! — патлатый указал пальцем на подземный переход в конце улицы.

— Ну ладно я, — прохрипел Резун. — Но тебе-то он зачем нужен?

— Не твое собачье дело, — бросил самаритянин.

В конце улицы зашумели моторы.

— В подъезд!

Они свернули в первый попавшийся подъезд, благо двери были выбиты. Всцарапавшись на один пролет вверх, опустились на ступеньки.

Резун встал, осторожно перегнулся через перила, выглянул…