— Я сняла обвинение.

— ???

— Я отказалась свидетельствовать по делу об изнасиловании. О том, как меня изнасиловали. Потому что по закону это может получиться никакое не…

— Я понял.

— Хватит с меня этого дерьма…

— Я понял. Ты уверена…

— Да! Ничего я больше не хочу. Никакой долбаной справедливости. Справедливость — это значит, что ты горишь в вертолете, тебя разрывает на кусочки пулями, а потом тебе говорят, что ты дешевая блядь.

— Я этим займусь.

— Вот уж не надо.

— Вот уж надо. Потому что у меня немного другое понимание справедливости. По правде говоря, мне уже сейчас хочется поехать к этому крючкотвору и посмотреть, как он выглядит изнутри.

— И принести мне голову майора на блюде…

— На серебряном? Я уже обещал прогнать красных, чтобы мы могли нормально пожениться — и что вышло?

— Ну, обещание ты сдержал…

— Да… как в новелле про обезьянью лапу…

Он обнял Тамару, положив ее голову к себе на плечо.

— Я себе не хозяин. И не знаю, когда это закончится… Похоже, что мы ценой тяжелой и упорной борьбы поменяли шило на мыло.

— Да, — ее голова шевельнулась на его плече. — Похоже на то…

Чай был очень крепким и горячим. Тамара уснула быстро, а он еще постоял на галерейке, опоясывающей дом по второму этажу.

Тревожно было на душе. Подавая свой “меморандум”, он не думал, что идея будет встречена и пройдет так легко. Напротив, ожидал, что ее завернут — в порядке бреда. Но ее не только не заворотили: приняли, и даже не стали настаивать на своем варианте!

И одновременно — мерзкое сегодняшнее происшествие; дело, закрытое “за отсутствием состава преступления”, и тамарин отказ добиваться справедливости… Ведь еще три недели назад этих насильников бы кастрировали вручную; о том, чтобы оправдать их, не могло быть и речи… И такое короткое время спустя — такой поворот.