Видимо, мысли и сомнения Малышева слишком ярко отражались на его лице, потому что связанный миланец знаками начал показывать, что хочет ему что-то сказать. Малышев с недоверием посмотрел на жестикулировавшего миланца. До вечера времени было много, делать было нечего. Костя достал из-за пояса короткий ножик, снятый вчера с пояса его пленника, и нагнулся к лежащему. Тот весь затрясся.

– Ну и что? – Костя приставил нож к горлу юнца и медленно вытянул кляп.

Тот молчал, испуганно моргая и сглатывая слюну.

– Как зовут тебя?

Малышев уже немного изъяснялся на той смеси латыни, норманнских диалектов и старого ломбардского языка, который здесь был в обиходе, но вопрос задал на более понятном немецко-норманнском.

Пленник тихо что-то проскулил. Костя даже не смог разобрать звуков.

– Как?

Тот испуганно выдавил:

– Бернард о… синьор колдун.

Малышев усмехнулся:

– Я не колдун. – Он с сомнением осмотрел трясущегося миланца. – Как думаешь, ты ночью сможешь дойти тихо во-он до той стены?

Бернардо мельком глянул на стену и испуганно затряс головой:

– Синьор, не надо! Ночью караулы удвоят. Солдаты напуганы. Они будут стрелять и бросать копья на каждый звук. – Он жалобно посмотрел на «полочанина». – Вы – колдун. Вам ничего не будет, а я умру.

Он жалостливо всхлипнул на грани срыва:

– А я не хочу умирать!

Костя сочувственно тряхнул связанного за грудки – только истерики ему не хватало.

– Ну-ну… Не умрешь! Мне надо к своим, а ты пойдешь со мной или останешься здесь. – Костя многозначительно посмотрел на связанного, отчего тот опять съежился. – В твоих интересах, парень, идти со мной. Без выкупа ты для меня только лишняя обуза!

Итальянец заскулил:

– Я… Моя семья… Мы не бедные. Отец – один из старшин цеха оружейников. Мастера Денаро Миссаглия все знают. У нас лавки по всему побережью и в Германии. За меня отец триста солидов отдаст, только не убивайте.

Костя хмыкнул: