– А почему именно триста? А не тысячу?
Пленник жалобно посмотрел на своего угнетателя:
– Тысячу не даст. Много! А триста даст. – Решив, что сумма может не заинтересовать страшного чернокнижника, он начал уговаривать «полочанина». – Триста солидов – это много. Да мои перстни еще солидов сто стоят. Да меч. Это очень большие деньги.
Деньги и правда выходили, по местным меркам, немалые.
Итальянец заюлил:
– Чего нам ждать здесь? Копья мне? – Он ткнул связанными руками в сторону лагеря миланцев. – Рыцари будут теперь вести bonna guerre[161], никому не охота под колдовские громы лезть. Осада, даст Бог, затянется. Пока то да се, мы с вами, уважаемый синьор колдун, как раз к Милану и сходим. А там я письмо отцу напишу, вы заберете деньги и отпустите меня, а сами сюда прилетите! Вам же все равно.
Костя скрипнул зубами.
– Не называй меня колдуном! – рявкнул он на притихшего от его гнева миланца. – А то я тебя… съем!
Бернардо сжался в тугой комочек от страха.
Тем не менее такую перспективу развития событий отбрасывать было нельзя. Уж очень плотно обложили замок и город миланские войска.
…Ночь они провели в бесцельных попытках нащупать разрыв в линии секретов итальянцев. Но те, наученные вчерашним боем, бдили на постах. Все караулы в темное время суток, как и говорил Бернардо, были удвоены, постоянно проходили переклички, по полю ездили конные разъезды. Проскочить мимо даже одному было практически невозможно…
4
Утром следующего дня на южной миланской дороге, связывавшей Милан с Генуэзским побережьем, появилась странная пара путешественников: замотанный с ног до головы в дерюгу мавр, прятавший руки в складках широкой накидки и укрывший на свой языческий манер лицо и рот белым платком, и высокий веселый наемник в неяркой котте, под которой явственно позвякивала кольчуга. На плече вояка нес свенский щит, на поясе – меч и странный амулет: металлическую рогульку с рукояткой из незнакомого встречным материала. За спиной у него был походный мешок, который постеснялся бы прихватить из дома и самый последний нищий крестьянин.
Временами мавр что-то неразборчиво мычал своему хозяину, и тот, не проявляя гнева, менял направление движения. С проезжими купцами солдат удачи довольно сносно изъяснялся на неплохом немецком или итальянском, предпочитая обходить людные места вроде придорожных кабачков или деревень. Может, опасался за жизнь своего мавританского попутчика, может, еще чего.
…Утро застало их вдали от Ги. Предрассветные часы Костя посвятил размышлениям о том, чем он может помочь своим запертым в осажденном городе друзьям, находясь снаружи. В конце концов он решил, что оставаться под стенами Ги, в который невозможно проникнуть, опасно. Зато, выручив денег за выкуп, он сможет попробовать организовать диверсионную работу в тылу врага: нанять наемников и грабить сети снабжения двухтысячной армии миланского архиепископа. Или отвлечь их от войны, организовав беспорядки в родном городе. Если, например, поджечь Милан, то ополченцам будет не до захвата чужих территорий.