Убегаем. Улетаем…
Две повозки рванули к разбитым воротам. В первую – с не разряженной еще многостволкой органа смерти – вповалку попадали Освальд, Дмитрий и Бурцев с горящим факелом. Збыслав, стоя на козлах, нахлестывал вожжами обезумевших лошадей.
Во второй повозке, с грузом шипастого чеснока что-то дико орал, правя упряжкой, Гаврила. Джеймс и дядька Адам навалились на короб с колючим железом, ожидая команды. У брави за поясом торчал окровавленный нож – и когда схватить-то успел!
Упряжки поравнялись и шли ноздря в ноздрю.
Немцы очухались. Несколько тевтонских всадников уже скакали наперерез. Мчались вдогонку два «Цундаппа». Скакал на ухабах и рытвинах крытый брезентом грузовик. И беглецы, и преследователи проносились мимо порохового склада. И именно туда смотрели сейчас стволы риболды.
– Эх, тачанка-растачанка! – с яростным весельем, во все горло, проорал Бурцев.
И ткнул факелом в запальные отверстия органа смерти.
Дружно пыхнули двенадцать стволов. Рухнули на полном скаку два всадника. Но не им предназначался этот залп. Хоть одна раскаленная картечина да должна была бы залететь. Залетела! В пороховой схрон тевтонской артиллерии!
Взрыв. Взрывище.
Грохот. Грохотище.
Огонь и клубы черного дыма.
И куски дерева, и искры, дождем сыплющиеся с неба.
Тевтонов и эсэсовцев, оказавшихся поблизости, разметало как игрушечных солдатиков.
А коней беглецов подхлестнуло лучше любой плети.
Обе телеги мигом оказались у ворот.
Первой, словно выброшенная вперед реактивной тягой, неслась «повозка войны» с дымящимися стволами тотеноргела. За ней грохотала телега с чесноком.
И только теперь ударили пулеметы с вышек над кратером раскопа. Застрекотали автоматы. Засвистели арбалетные болты. Немцы поняли: добыча уходила. И упускать добычу немцы не собирались. Может, на этот счет тоже имелся приказ бригаденфюрера. А может, приказы уже отдавали другие командиры.
Только стрелять немцам приходилось вслепую – густой дым над пороховым складом непроглядной завесой прикрывал беглецов.
Сухо стукнула в деревянный борт повозки пуля. Еще одна оцарапала плечо Гавриле. Звякнул об орган смерти арбалетный болт…
Поздно! Вот они, ворота! Близко уже!