Светлый фон

— Господин, на эти деньги можно доехать до Индии, останавливаясь в лучших гостиницах! — изумился Тыну, заглянув в кошелек.

— На непредвиденные расходы, — буркнул Петр. — В Петербурге найдешь главу школы фехтования, Федора Колычева, и отдашь это письмо. В нем распоряжение одному из банков выплатить Колычеву крупную сумму. На словах скажешь, что я возвращаю долг Басову. Все, ступай.

— Слушаюсь. Потом возвращаться прямо сюда?

— Да, можешь возвращаться, — растерянно произнес Петр. — Только загляни на кладбище проверить, как ухаживают за нашим фамильным склепом, где покоятся жена и дочь. За содержание уплачено на сто лет вперед.

— Слушаюсь, — Тыну поклонился, подхватил со стола письмо и исчез.

— Ну вот и все, — произнес, поднимаясь, Петр. — Вторая попытка тоже не удалась.

Он вышел из кабинета и прошел в охотничий зал, где по стенам было развешено оружие. Постояв недолго, он выбрал испанскую шпагу и пробормотал:

— Что же, последнее веселье. Хоть фехтовать я здесь научился. Три сухопутных сражения, одно морское, десять дуэлей — и цел, если не считать мелких шрамов. В битве при Старой Руссе я сражался с тремя противниками одновременно. Интересно, сколько человек приедет меня арестовывать? Я, конечно, уже не тот… Хотя вот Басов с возрастом становится только более опасным, а я теряю навык. Может, он понял что-то большее. Ладно, мне этого уже не постичь. Живым они меня не получат.

Петр вышел в холл. Там, за обеденным столом, сидел напротив его кресла Артем. Он был в джинсовом костюме, рубашке и кроссовках, остро контрастировавших с готической резьбой, украшавшей парадный зал жилища экс-министра.

— А, это ты, — хмыкнул Петр. — С чем пришел?

— Поговорить, — улыбнулся Артем.

— О чем еще говорить? — тяжело вздохнул Петр.

— О том, что сделано. О том, что должно быть сделано.

— Ничего не сделано и ничего уже не сделать, — отрезал Петр.

— Ну, зачем же так пессимистично. Можно посмотреть и с другой стороны.

— Только не надо меня уговаривать, — скривился Петр. — Ты — проекция моего сознания, и явился лишь потому, что часть этого сознания не хочет умирать.

— Вумные все стали, как вутки, — съязвил Артем. — Приходишь к человеку, говоришь с ним, а он тебе — хлоп. Нет, говорит, тебя, ты — проекция моего сознания, и весь разговор. Смешно, ей-богу.

— Ну а кто же ты? — устало спросил Петр.

— За полчаса не расскажешь, — улыбнулся Артем. — Пришел я тут сегодня к одному, говорю: «Я — бог», а он: «Бог так бог, зачем пришел?» Нормально так поговорили. Выпить даже могли, да времени не было. Все коротко, по-деловому. Но ты же у нас интеллектуал. Тебе всю космогонию изложить надо. Рассказать, где твое место, где мое, какие взаимосвязи, да потом еще доказательства привести, чтобы поверил. Этак мы до конца кальпы[41] не разберемся. Поэтому давай исходить из того, что я знаю о тебе все, а ты обо мне ничего. Следовательно, даже если я тебе расскажу, ты все равно ни черта не поймешь.