— Эдуард Львович, потребуйте у инспектора предъявить его служебное удостоверение, — сухо сказал я.
— Да я его знаю, — неожиданно объявил старик. — Это мой бывший ученик Витя Годовасов.
— Если вы мне представляете инспектора, то представьте ему и меня, — начал импровизировать я
Эдуард Львович удивился и растерянно кашлянул. Как меня представлять, и вообще, кто я такой, он не имел ни малейшего представления.
— Скажите инспектору, — продолжил я с административной жестью в голосе, — что я заведующий отдела Главного управления Внутренних дел полковник Федорчук. И обещаю за нарушение приказа министра Внутренних дел 1765/2 и должностной инструкции начальника ГИБДД 116 дробь 11 инспектор Годовасов будет привлечен к уголовной ответственности и через месяц продолжит службу в исправительном учреждении Нижнего Тагила.
Говоря это, я глядел на младшего лейтенанта, примерно так же, как когда-то в моем присутствии смотрел на своих посетителей московский военный губернатор граф Иван Петрович Салтыков: с вельможным презрением и бюрократической безжалостностью.
Для мелкого провинциального вымогателя столичный полковник был начальником слишком крупного калибра. Даже его заплывшие жиром мозги среагировали на сигнал опасности. Младший лейтенант испугался. Его лицо болезненно сморщилось, в глазках заледенел ужас. Мне показалось, что он сейчас бухнется мне в ноги и заголосит: «Барин, прости, не за себя прошу, за деток малых!». Не дожидаясь такого развития событий, я вернулся в машину. Между тем учитель с бывшим учеником поменялись ролями. Переговоры были молниеносно закончены, и Эдуард Львович вернулся на водительское место. Выглядел он смущенным.
— Алексей Григорьевич, Годовасов просил вам передать вот это, — старик сунул мне денежный комок. — Что ему сказать?
— Скажите, что этого мало, — высокомерно сказал я, все еще не выходя из образа российского чиновника.
Бывший учитель безропотно вылез из машины и начал совещаться с инспектором.
— Он говорит, что у него больше нет денег, — сообщил мне спустя несколько минут, парламентер.
— Передайте ему, что это его трудности, — жестко сказал я. — И верните ему его мелочь. Он что, этим собирался от меня откупиться?!
Я передал старику денежный комок, в котором были преимущественно десятки.
— Скажите инспектору, что я не нищий и на паперти милостыню не собираю! — высокомерно заявил я, все еще не выходя из образа.
Эдуард Львович заспешил к стоящему в стороне ученику, а я гордо откинулся на сидение.
— Ты что, действительно полковник? — спросила меня Даша.
— Нет, но мечтаю им быть!