Раничев ухмыльнулся:
– А что же я, лох, что ли?
– И все равно, – нахмурилась вдруг Радмила. – Я не смогу у тебя это купить, во всем таборе не наберется столько денег!
– Дашь, сколько сможешь, – Раничев упрямо сжал губы. – Мне некогда искать настоящего покупателя.
– Понимаю, – испуганно взглянула на него цыганка. – Хорошо, что Карлая нет… вряд ли он стал бы связываться…
– А ты – свяжешься? – усмехнулся Иван.
– А я – фартовая! – девушка засмеялась. – Да и ты, вижу, не из простых. – Она вдруг посерьезнела. – Дам, сколько есть… Подожди.
Она скрылась за занавесью кибитки… Красивая. Нет, и в самом деле красивая… Не кибитка, девушка.
– Вот, – вернувшись, Радмила высыпала прямо на половик денежные купюры. – Здесь тридцать тысяч, больше нету, поверь…
Иван, не пересчитывая, рассовал деньги по карманам плаща и робы и улыбнулся:
– Спасибо, красавица.
– Да, ты не простой парень, – цыганка засмеялась и понизила голос: – Что так смотришь? Нравлюсь?
– Да, – признался Иван.
– Так не сиди сиднем!
Усевшись на колени перед гостем, Радмила, быстро развязав узел, расстегнула блузку, обнажив смуглую высокую грудь и, взяв руку Ивана в свою, положила прямо на коричневатый напрягшийся сосок. Иван сжал пальцы, и цыганка, тихо застонав, набросилась на него с жаркими поцелуями. Руки Ивана словно сами собой сорвали с жаждущего любви тела юбку…
На следующий день баржа причалила к какому-то небольшому городку или поселку. Отражаясь в реке, в голубом небе светило, но уже не грело, солнце. Дул прохладный ветерок, но все равно на душе было приятно и радостно – ведь в кармане похрустывало изрядное количество денежных знаков – голубоватых, широких, образца тысяча девятьсот сорок седьмого года. Васильич с мотористом Колей с Иваном не пошли – были заняты разгрузкой. Иван от отсутствия компании не больно-то и расстраивался – на душе птицы пели. Может быть от погоды замечательной, от синего высокого неба, от солнца осеннего, нежаркого, словно бы бархатного.
– Эй, товарищ, а где тут леспромхозовский магазин? – Раничев остановил пробегающего мимо мужичка в коротком пальто и круглых очочках, по виду – колхозного счетовода или учетчика.
– А вон, товарищ, видите, на горушке? – показал рукой мужичок. – Двухэтажный такой, с вывеской.
– Понятно. Спасибо, уважаемый.