Какой-то здоровенный бугай с окладистой бородою – личный палач боярина – резким движением разорвал ворот рубахи Лукьяна, оголив шею, обернулся к хозяину:

– Начинать, батюшка?

– Начинай, – осклабясь, махнул рукой Ксенофонт…

Острое лезвие тяжелой секиры сверкнуло в воздухе…

Раничев начал стрелять сразу, от пуза, едва только они с Евдоксей разобрались, что к чему. Первая очередь сразила наповал палача и боярина Ксенофонта, вторая – тех, кто тащил отроков… Третью Иван выпустил вслед убегающим боярским холопам – увидев, что хозяин убит, те вовсе не собирались драться.

– Иване Петрович… – повернув голову, пересохшими губами прошептал Лукьян. – Радость-то какая… Вернулся!

– Боярин вернулся! – радостно подхватил Евсей. – Здрав будь, Иване Петрович… Ой, да ты не один, с боярышней! А одеты-то как чудно…

Освободив Лукьяна, Раничев быстро развязал отроков:

– Чем тут балаболить, бежали б в деревню, пусть седлают коней да приготовят мое лучшее платье, – Иван приобнял Евдоксю. – К князю поедем немедля – Хеврония с Никодимом из полона выручать надо.

– Вот это дело! – улыбаясь, кивнул Лукьян. – Ну, Иване Петрович, вернулся-таки… А мы не чаяли уж и свидеть, думали, сгинул в Орде…

– Ага, сгинул, как же!

Сверкая пятками, с радостным криком бежали по тропинке ребята:

– Боярин, боярин из Орды вернулся, Иван Петрович!

Боярышня потянулась, черпнула горсть земли:

– Землица-то какая. Иване… Озимые сеять надобно да заготовлять силос. Эх, жаль трактор не купили!