Раничев, вздрогнув, вытянул шею.

Тонкое смуглое лицо, длинные волосы, грязные, свалявшиеся… вытянутые к вискам глаза… Кровь над левой бровью – видно, попали камнем…

Салим!

И в самом деле – Салим. Вот так…

В глазах отрока Иван увидел вдруг…

Глава 18 Самарканд. Весна—лето 1396 г. Майхона на собачьей улице

Глава 18

Самарканд. Весна—лето 1396 г. Майхона на собачьей улице

И от ханжей в притон хмельной ты освети мне путь:

Мне их притворства мрак ночной погибелью чреват.

Паду я головой во прах к порогу погребка, —

Богач и бедный, раб и шах – все в тот притон спешат.

…глубоко затаенную ненависть. Он так и не заметил Ивана, мелькнул и пропал в числе остальных лиходеев, под проклятия и каменный дождь покидающих площадь.

– Эх, Салим, Салим… – покачал головой Раничев. – Посмотрим, может, и удастся что для тебя сделать.

Ивану и самому казалось, что – хоть что-нибудь – обязательно удастся, не может быть, чтобы не удалось, ведь старик Омар-бек-ходжа, к которому они сейчас и направлялись, был не кем иным, как верховным смотрителем эмирских тюрем.

Солнце сияло в праздничном синем небе, еще не было летнего зноя, и тысячи людей, высыпав на улицы города, лениво прохаживались по ним, казалось бы, без всякого дела.

* * *

Улица Собак или просто – Собачья – пыльная, грязная и кривая – располагалась на самой окраине города среди полуразвалившихся, кое-как залатанных хижин. Невысокие дувалы – там, где они вообще были, – сложенные из разномастных, украденных, где придется, кирпичей опасно раскачивались под любым дуновением ветра, даже еле заметным, слабым. Стаи бродячих собак терзали на громоздившихся рядом свалках туши павших ослов, мулов и прочее подозрительное гнилье. Ни один нормальный человек не заглядывал сюда до наступления темноты, да и во тьме было опасно – могли запросто ограбить либо сунуть под ребро кинжал просто так, чтоб не шастали, где не надо. Однако ничто не могло отвратить от похода сюда всех, ищущих порочных наслаждений и самого утонченного разврата. А таковых находилось много! Вечерело, и узкий ручеек страждущих постепенно ширился, чтоб превратиться к ночи в бурную реку. Шли, кто зачем, и точно знали – куда. Кто хотел предаться любви с прекрасными гуриями – шел в майхону одноглазого старика Хаима, предпочитавшие мальчиков направлялись к рыжебородому огнепоклоннику Кармузу – впрочем, содержатели вертепа практически все были немусульманами – уж слишком страшным для правоверного делом они промышляли. Любой мог выбрать себе притон по душе, прикрыть все эти вертепы у эмира Тимура руки пока то ли не доходили, то ли не поднимались, эмир и сам любил веселую жизнь еще с тех времен, когда разбойничал в Сеистане. Итак – девочки, мальчики, непристойные песни, кроме того – вино и азартные игры, также запрещенные Кораном, – все это с приближением ночи цвело пышным цветом не только на Собачьей улице, но и рядом, на Навозной, Дурацкой, Пронырной…