– Удравший воевода гораздо полезней воеводы убитого, – успокаивал его Дарник. – Теперь над ним будут только смеяться.

Свои потери вышли еще меньше, чем ожидалось: до полусотни убитых и раненых – сказывалось возросшее умение как вожаков, так и рядовых бойников. Среди двухсот пленных набралось более трех десятков остёрцев. Их Дарник приказал держать отдельно. Захвачено было огромное количество лошадей с остёрскими клеймами и вся полотняная ограда булгарского стана, ее аккуратно сворачивали и укладывали на повозки.

На душе у Маланкиного сына было сумрачно. Ему вдруг представилось, что все обиженные им в прежних сражениях будут снова и снова собираться, чтобы наказать его, а ему вновь и вновь придется доказывать им свое превосходство. Чем такая доля лучше судьбы смерда, из года в год вынужденного сражаться с собственным участком земли, или раба, зависимого от воли хозяина? Дарник невольно вспомнил пренебрежительное отношение ромеев к своим блистательным воинам. Все правильно: разбоем проживешь лет десять, но тысячу лет не проживешь никогда. Ужасно хотелось придумать нечто такое, что прославило бы его больше военных побед, но что именно это может быть, Рыбья Кровь не мог себе даже смутно представить.

При награждении лучших воинов серебряная фалера снова обошла Меченого, ими воевода наградил десятского арсов за рейд летучего отряда и Быстряна за подготовку толочского укрепления и удар катафрактов, опрокинувший завиловскую пехоту. По левобережным лесам было рассеяно не менее трех сотен булгар, поэтому Рыбья Кровь не спешил уходить в Липов. Все войско, включая пленных, целую неделю занималось плотницкими и землекопными работами – Дарник намеревался оставить в Толоке целую сотню бойцов и хотел подготовить им подходящее зимнее пристанище.

На восьмой день в Толоку с востока прибыл купеческий караван. Купцы рассказали, что видели остатки завиловцев уже под Остёром, вид они имели самый плачевный, и, разумеется, ни о каком новом походе на Липов никакой Завила уже не помышлял.

– Как нам пройти через твои земли? – спросил чуть погодя у воеводы главный караванщик.

Дарник даже вздрогнул от таких слов. Твои земли! Действительно надо было как-то с этим определяться. Каждую из купеческих повозок воевода оценил в один дирхем.

– Не слишком ли дорого? – возразил караванщик.

– Эта цена на весь год. Двенадцать месяцев вы сможете провозить помеченные повозки бесплатно.

– А если у меня не будет товара возить туда и сюда? А и хитрый же ты воевода! – воскликнул заметно повеселевший купец.

Пора было и Дарнику возвращаться в Липов. Что делать с пленными остёрцами, воевода не знал. По какой-то непонятной причине с каждым днем глухая ненависть к ним не убывала, а только возрастала. Селить их на «своей земле» он не хотел, продавать в рабство тоже, отдавать их за хороший выкуп означало бы, что и впредь все кому не лень будут нанимать против него, Дарника, своего брата словенца. Призвав на помощь безотказного Лисича с двумя булгарскими лекарями, воевода приказал увести остёрцев под охраной арсов подальше в левобережные леса и там каждому из них отрубить кисть правой руки так, чтобы они не истекли кровью и остались живы. Затем погрузить на телеги и в сопровождении возниц-толочцев отправить в Остёр.