— Каково его действие?

— Оно изгоняет боль и вливает силы, просветляет разум и укрепляет мужество в больном. Но вскоре убивает, ибо по сути своей является ядом.

— Что, если дать его здоровому?

— Действие его будет противоположным. Он убивает, вызывая тоску и обморок.

— Отчего так?

— Оттого что душа больного изнеможена болезнью и поддается обманному облегчению от этого снадобья, а душа здорового чует смерть — и сопротивляется. Отсюда тоска, изнеможение, иссушающая жажда и скорое беспамятство. Известны и другие вещества с подобным действием. Если, например, отваром тирифана полить место, укушенное гадюкой, это успокаивает боль, но если полить им здоровый орган, снадобье вызывает такую же боль, как от укуса гадюки.

— Ты много знаешь, а у меня мало времени, — вздохнул Эртхабадр. — Боль возвращается. Скажи главное: есть ли средство спасения от твоего лекарства?

— Такого нет.

Больной прикрыл глаза. Лицо его исказилось, он окаменел, встречая волну боли. Переждав, он повелел:

— Поторопись составить это лекарство. Пока ты занят этим, пусть пошлют за моими сыновьями. Лакхаараа тоже пусть придет. А теперь позови ко мне Акамие, он будет спасением от боли, пока ты не приготовишь иного. Да смотри — никому ни слова. Это мой последний приказ тебе, лекарь.

— Подойди ты ко мне, нарджис и жемчуг, с тобой первым прощаюсь, радость моя и услада.

Акамие подошел к ложу и опустился на колени. Эртхаана насторожился: кому из сыновей поручит умирающий заботиться о нежном брате, столь прекрасном и столь не подготовленном к жизни свободного и воина, что невозможно оставить его, не поручив братской заботе и попечению. Лакхаараа с непроницаемым лицом уставился в стену. Шаутара просто ожидал своей очереди проститься с отцом, не затевая в уме никаких козней.

— Подай мне вина, — Эртхабадр указал на чашу на столике у ложа, прикрытую драгоценной тканью. Приняв чашу из рук сына, держал ее обеими руками, поставив на грудь. Он закрыл глаза и молчал. Акамие было видно, как от толчков сердца в чаше вздрагивает вино.

— Акамие, — заговорил бывший повелитель Хайра, — выпей со мной эту чашу, ибо не пить мне больше с тобой и не любоваться на тебя.

Увидев выступившие на глазах Акамие слезы, Эртхабадр улыбнулся и ласково прибавил:

— Пей первым. И мне оставь половину.

Акамие взял чашу и прижал губы к ее краю, чуть наклонил. Вино коснулось иссушенных бессонницей и усталостью губ, но горло сжалось от волнения, и с трудом дался первый глоток. Это было то драгоценное вино, которое пили они с царем вдвоем в мирные вечера в Аз-Захре и позже, в Варин-Гидах.