Это было довольно неожиданно. Подобного поступка я, лично, не ожидал от слывущего «исключительного правильным генералом» Барклая де Толли. Как, наверное, и многие офицеры в этом зале. За такими мыслями я дождался, пока генерал-лейтенант объявит:

— Штабс-капитан Суворов, командир гренадерской роты Полоцкого пехотного полка.

Так как получившие награды или новые звания офицеры отходили в сторону, я оказался первым в своей колонне и сделал несколько чётких шагов к генералу.

— Я сказал когда-то, что не могу повесить георгиевскую ленту на баскетсворд, — сказал мне Барклай де Толли, — но сегодня вы надели испанскую шпагу, вместо шотландского палаша. Тем лучше. Подайте мне её.

Я снял с пояса ножны со шпагой и протянул её генерал-лейтенанту. Тот взял её в левую руку, а в правую георгиевскую ленту с эмалевым крестиком. Быстрым движением обмотав ленту вокруг эфеса и завязав её узлом он вернул мне оружие, враз ставшее «золотым».

— За проявленную храбрость в битве при Труа, — объявил генерал-лейтенант, — и оборону сего города от превосходящих сил, штабс-капитан Суворов награждается золотым оружием.

— Служу Отечеству, — ответил я уставной фразой.

— Свободны, — сказал генерал и обратился к следующему офицеру.

Я отошёл, а моё место занял Кмит.

— За отвагу, проявленную в битве при Труа и обороне города, — произнёс Барклай де Толли, — повышаетесь в звании. Поздравляю вас поручиком, молодой человек.

— Служу Отчизне, — ответил тот и подошёл ко мне.

— Интересный факт, господин Суворов, — сказал мне знакомый гусарский полковник фон Гесберг. Он держал в руках несколько коробочек с орденами, вручёнными его гусарам посмертно. Теперь ему предстояла тяжкая процедура, писать письма родным и отсылать их вместе с орденами.

— Какой именно, господин полковник? — поинтересовался я, стараясь не смотреть на коробочки.

— Когда ваш предок сражался с Массеной в Северной Италии британцы были нашими союзниками, — ответил полковник, — а вы идёте воевать с британцами плечом к плечу с Массеной.

— Александр Васильевич Суворов не мой предок, как бы мне этого ни хотелось, — покачал головой я.

— Конечно же, — усмехнулся фон Гесберг, — и, думаю, вы давно устали говорить об этом, не так ли?

— Ещё с корпуса, — ответил я. — Меня особенно любили этим подначивать. Даже прозвище кадетское у меня было Потомок или Непотомок, так часто я говорил об этом. Каждый проверяющий, особенно из штатских, казалось, просто не мог не спросить у меня — не внук ли я графа Суворова-Рымникского.

— Вам с прозвищем ещё, поверьте мне, повезло, — растянул губы ещё шире в ностальгической улыбке фон Гесберг. — Меня вот всё больше немчурой звали или Бесом, фамилия похожа.