— Надеюсь, кот ответил на ваш вопрос? — довольно улыбнулся Куликов, заново раскуривая свою трубку.

В четыре часа пополудни «Кукусь» бросила якорь в трехстах метрах от низкого каменистого берега, где расположилось стойбище Наргинауттонгетт: порядка семидесяти чукотских яранг, разбросанных в живописном беспорядке. Над некоторыми ярангами курились ленивые дымки, вдоль кромки пенного прибоя, отчаянно лая и поскуливая, носилось несколько разномастных худющих псов.

Угрюмо чернела крупная галька, и эта черная прибрежная полоса уходила далеко-далеко, на сколько хватало взгляда. Над скучными серыми волнами кружились крикливые чайки, светлыми молниями мелькали морские ласточки.

Вскоре от берега отчалила кожаная байдара, четверо чукчей усердно заработали вёслами. Желтые борта байдары, изготовленные из старой моржовой шкуры, так явственно просвечивали, что становилось непонятным: почему эта лодчонка сразу, как только отошла от берега на десять метров, не утонула?

— На моржей завтра будем охотиться, с самого утра, — меланхолично пояснил Куликов. — А сегодня поторгуем немного с местным населением. Тут так принято, иначе не поймут, будут с подозрением относиться.

Молодые чукотские парни ловко вскарабкались на борт шхуны, за руку поздоровались с капитаном, всех остальных проигнорировали, не удостоив внимания.

Повар-китаец тут же вынес на палубу кипящий самовар, Айна, успешно осваивающаяся с ролью юнги, принесла эмалированные кружки, миску с неровными кусками колотого сахара-рафинада.

Чукчи с наслаждением пили чай, посматривая на Айну с откровенным страхом, о чём-то недоумённо перешептывались между собой.

Наконец Куликов небрежно поинтересовался:

— Много шкурок на берегу? Только песцовые, или что получше имеется?

— Очень много! — заверил один из гостей, самый упитанный и мордастый. — Песцы, чернобурки, горностаи, пыжики, волки, две шкуры белых медведей у шамана есть. Не сумлевайся, начальник. Вези товар!

— Если сегодня сладится торговля, тогда завтра убьёте много моржей, — добавил его товарищ, худой, с измождённым лицом и запавшими голодными глазами.

"Эге, — смекнул Ник. — Да у них, похоже, классовое неравенство широко развито: один от жира пухнет, другого от голода шатает".

Взял у Айны подзорную трубу, навёл на стойбище. Около берега, совершенно не обращая внимания на снующих туда-сюда собак, стояли два чукотских мальчугана, чем-то неуловимо похожих на глупых маленьких медвежат.

Один, очевидно, был родом из богатой семьи и важно облизывал длинный ломтик китового сала, другой — из бедной, сосал собственный указательный палец, с завистью поглядывая на своего увлечённого лакомством приятеля.