—  Джон, ты очнулся?!

С трудом повернув голову на знакомый голос, я вгляделся в наклонившегося надо мной человека.

— Тук?..

— Слава богу! — воскликнул монах. — Я уж начал думать — не скажу что!

В тусклом красноватом свете я почти не видел лица фриара, но Тук говорил странно радостным тоном, от которого у меня полегчало на душе. Может, наши дела не так уж плохи?

—  Где?.. — просипел я.

Мой язык напоминал кусок сухого трута, я сам с трудом расслышал свой хрип, однако Тук понял меня с полуслова.

—  Мы в гостях у твоего тестя, — монах торопливо наполнил из кувшина большую кружку и приподнял мою голову. — Пей, из тебя вытекло столько крови, что тебе теперь надо пить галлонами!

В кружке был, конечно, не галлон, но никак не меньше полупинты подсоленной воды с вином, от которой разило медом, и я жадно выдул все, прежде чем недоверчиво выдохнуть:

— У Ли?..

— Да, а разве у тебя есть еще какой-нибудь тесть? Значит, мы не в тюрьме, слава тебе, Господи...

Даже режущая боль в ноге и в плече как будто поутихла при этом радостном известии. Но я чувствовал такую слабость, что едва мог держать глаза открытыми; вот только прежде, чем уснуть, я должен был узнать еще кое-что...

—  Остальные?..

—  Все целехоньки, Джон, — голос монаха то приближался, то уплывал. — Ну, кроме Стива... Но и ему повезло, как незаконнорожденному. На четверть дюйма ниже — и парню бы конец, а так ему только содрало кусок кожи с башки да оглушило малость...

Фриар говорил еще что-то, но меня уже унесло в звенящую пустоту.

Когда я снова очнулся, луч на потолке погас, а рядом разговаривали двое. Нет, трое... Ричард Ли, Катарина, — а третий голос, который я не сразу узнал, принадлежал Робину Локсли.

— Он говорил, что это самоубийство. Предупреждал меня, что все это скверно кончится. Но я не захотел слушать...

— Ну, Джон еще не мертв, — спокойно заметил Ричард Ли. — Да и ты тоже.

— Я знаю Хантингдона, он не отступится, пока не получит свое. Значит, все «волчьи головы» — мертвецы. А может, король захочет получить в придачу и ваши головы тоже...