– Бегом к командиру пехоты левого фланга, – приказал комбриг. – Как только добровольцы загонят наших драгун в вагенбург и ворвутся внутрь, тут же закрывать рогатки, отсекая от основных сил, и уничтожать без пощады.

– Мигом, товарищ командующий! – браво крикнул Никиткин, бросаясь к левому флангу их позиций.

– Сами себя в ловушку загнали, – расслабленно откинулся на подушки Кутасов. – Не так и ловок Суворов, как кажется.

В это время в гул канонады, к которому успели привыкнуть уши и практически не замечали, врезался резкий треск ружейных выстрелов, как будто кто-то гвозди посыпал в жестяное ведро. Омелин посмотрел на вагенбург и покачал головой. И невооружённым глазом было видно, что большинство пуль били в толстые стенки фур, однако даже тех, что попадали в тела канониров, вполне хватало. Огонь вели шеренгами, подскакивая к вагенбургу эскадронами, и пули летели весьма густо.

– Но ведь как ловко удумал, генералиссимус, – увлекшись, хлопнул кулаком по бедру Омелин. – У нас же при ружьях в обслуге лучшие бомбардиры, каждый десяти обычных стоит, если не больше. И ответного огня вести не можем.

– Зато мы, если получится, – сказал Кутасов, – уничтожим хорошую часть их кавалерии. Правда, не решающе большую, но всё равно, это весьма ощутимый щелчок по носу нашему противнику, генерал-поручику Суворову.

Чин Суворова он намеренно выделил тоном и Омелин только тут понял, что назвал командующего врага званием, которое он получит лишь в девяносто девятом году, а может и не получит никогда, если они победят на этом поле.

Отвлекаться на этот маневр комиссар не стал, отлично осознавая, что главное действо сегодняшней баталии вершится здесь. На фронте ретраншемента. Пехота противника уже поднималась на вал. Под огнём, оскальзываясь на крови, спотыкаясь о трупы своих товарищей. Но всё же шли по валу. Они забрались наверх, уложили мушкеты на колючую проволоку рогаток. И открыли по настоящему ураганный огонь. Вот уж в чём, в чём, а в темпе стрельбы, правительственные войска могли дать хорошую фору пугачёвцам. Так что теперь рогатки служили, скорее, дурную службу, нежели добрую. Не спасали и ружья Пакла. На левом фланге у них осталось маловато обслуги, на правом же, где огонь вели куда более интенсивный, стволы их то и дело перегревались, не смотря на небольшой морозец и вёдра с уксусным раствором, которым их поливали. Одно уже вышло из строя. Его не успели достаточно остудить, и новый барабан с бумажными патронами просто взорвался, искалечив несколько канониров и фатально повредив механизм, ответственный за вращение и стрельбу ружья.