Тяжёлая шлюпка плавно и почти бесшумно проползла – на четверть корпуса – по белоснежному песку низкой косы. Наступила ночь, но на небо уже высыпали бесчисленные звёзды, возглавляемые великолепным созвездием Южного Креста и неправдоподобно-крупной, жёлто-яркой Луной, так что, с ориентацией на местности всё было более-менее нормально.

«Полнолуние, мать его!», – незлобиво ругнулся грубоватый внутренний голос. – «Видимо, туземцы к этому знаменательному событию и приурочили свой кровавый праздник…».

– Вёсла вынули из уключин, аккуратно и бережно сложили их на дно лодки, – негромко приказал Егор, стараясь, чтобы его голос только на самую малость был громче океанского прибоя. – А, вон, под теми разлапистыми деревцами, нависающими над водой, мы нашу лодочку и спрячем…

Ещё через семь-восемь минут они были уже готовы к выходу на маршрут.

– Идём – по возможности – бесшумно, внимательно смотрим под ноги, чутко прислушиваемся ко всем подозрительным и незнакомым звукам, – давал последние наставления Егор, перебрасывая через шею бухту Санькиной верёвки. – Я следую первым, за мной идут новобранцы Васильев и Ерохин, подполковник Ухов – замыкающим. Вань, ты, уж, там посматривай – за тылами…

Егор уверенно зашагал чуть наискосок – относительно побережья, намериваясь выйти к деревне маори с тыла. Миновав густой прибрежный кустарник, они вышли на идеально ровное поле, густо заросшее невысокой (чуть выше колен) и очень мягкой травой, тут же напомнившей Егору его далёкое-далёкое детство. Пионерский лагерь был расположен где-то в Псковской области, а рядом с лагерем простирались бескрайние поля, на которых тамошние трудолюбивые колхозники выращивали небесно-голубоватый лён, такой же мягкий на ощупь…

А, вот, продвигаться бесшумно совершенно не получалось – из-за многочисленных птиц, которым эта мягкая трава тоже приглянулась и они решили в ней заночевать. Поминутно птицы – и поодиночке, и небольшими стайками – с громкими и возмущёнными криками вылетали прямо из-под ног путников и исчезали, растворяясь в таинственном ночном сумраке…

«До чего же шумные, заразы!», – недовольно ворчал чрезмерно осторожный внутренний голос. – «Визуально – куропатки (только очень большие и жирные!), вальдшнепы, бекасы и кулики…».

Впрочем, буквально через полкилометра «льняное» поле закончилось, и ему на смену пришёл густой и колючий кустарник – высотой почти по пояс. Пришлось, расчищая дорогу, от души поработать длинным и широким ножом, купленным хозяйственной Санькой в припортовой лавочке Буэнос-Айреса.

«Прямо-таки классическое кубинское мачете, предназначенное для рубки сахарного тростника!», – заявил непривычно бодрый внутренний голос.