С тех пор, сколько Микейрос помнил ее, всегда получалось так, что, где бы они ни были, в какие бы ситуации ни попадали, Оливейра неизменно засыпала у него на плече.

В столицу они возвращались вместе. Оливейра сразу же согласилась поселиться в его квартире и с тех пор стала самым преданным его товарищем и самой надежной помощницей. Однако выйти за него замуж так и не согласилась. Даже после рождения Амики.

Поначалу это страшно удивляло Микейроса, он умолял Оливейру, угрожал порвать с ней всякие отношения, пытался выяснить причину, вынуждающую ее воздерживаться от брака, но со временем смирился, окончательно предавшись одной-единственной спасительной мысли: «Судьба. Такая уж у меня судьба!»

Что же касается Оливейры Андеррас, то вряд ли она и сама способна была объяснить — пусть даже самой себе, — почему столь долго и упорно остается приверженной своей девичьей природе. Разве что свято придерживалась заповеди родителей: во что бы то ни стало сохранять чистоту крови? Но ведь ребенок-то у них все равно был. Иное дело, что для нее крайне важно было сознавать себя свободной, всегда — свободной, признавая одно-единственное условие их совместной жизни — любовь.

Впрочем, какими бы принципами она ни руководствовалась, Грэг уже давно смирился с ними. Да и кто бы не смирился? По-настоящему красивая, умная женщина, искренняя в своих чувствах, неприхотливая во всем, что ее окружало, словно всю жизнь собиралась прожить в альпинистских лагерях…

Чего еще оставалось желать мужчине, которому посчастливилось найти и очаровать такую женщину? На судьбу ему жаловаться грех. Она все еще милостива к нему. Причем милостивой была там, в горах, во время его восхождений — если бы только не гибель дочери; милостивой оставалась в научных поисках и даже в семейной жизни.

С этой утешительной мыслью он и уснул.

52

52

Октябрь 1943 года. Германия.

Замок Вебельсберг в окрестностях Падерборна, земля Северный Рейн-Вестфалия.

Приближаясь к Рыцарскому залу, фюрер и Скорцени увидели, что участники совещания все еще ждут их, сгрудившись у двери. Состояние их было приблизительно таким же, как у пилотов английских бомбардировщиков, пролетавших над небесными камнями.

— Я забыл отпустить их? — вполголоса спросил Гитлер, не сбавляя темпа ходьбы.

Скорцени не мог вспомнить, отпускал ли фюрер своих «меченосцев», но на всякий случай сказал:

— Им было приказано ждать.

— Им было приказано… — машинально повторил Гитлер, пытаясь утвердиться в своей решительности. — Однако знать о моих переговорах с Посланником Шамбалы они, как и все прочие, должны только то, что услышат из моих уст.