Она и в самом деле отыскала ключ, но тут же выяснилось, что дверь взята на запор.

— Неужели выскочил в окно? — вновь заговорила Оливейра, какое-то время молча наблюдавшая, как Микейрос пытается справиться с дверью. — Оно ведь легко открывается.

— Все может быть, — устало согласился Микейрос. — Хотя… второй этаж, да учитывая цокольное помещение… Слишком высоко. Да и выходит оно на ущелье.

Они вместе дошли до угла дома и остановились у стены, которая после прошлогоднего обвала оказалась в полуметре от пропасти. Идти по кромке до окна они не решились, тем более что и так хорошо видно было: окно прикрыто. Многозначительно переглянувшись, они вновь вернулись в дом и на втором этаже еще раз подергали дверь, ведущую в комнату Кодара.

— Давай поднимемся на второй этаж и уляжемся в моем кабинете, — устало предложил Микейрос.

— Дверь там крепкая, к тому же у тебя винтовка, — нарочито громко поддержала его Оливейра, рассчитывая, что ее услышат и по ту сторону двери. — Телефон, по которому легко можно связаться с полицией, — тоже в кабинете.

— Успокойся, — негромко молвил Хранитель Плит, — полиция не понадобится.

Однако сам Микейрос не был уверен в том, что говорил. Едва очутившись в кабинете, он сразу взял дверь на задвижку, проверил, работает ли телефон и, зарядив винтовку, положил ее на кожаное кресло, предварительно подтянув его к дивану. Теперь к оружию он мог дотянуться, не поднимаясь.

— Здесь можно держаться, как в средневековой крепости, — остался довольным своими приготовлениями Микейрос и принялся раздеваться. — Но, думаю, страхи напрасны. Все-таки я больше верю в человеческую доброту, нежели в злодейство. К этой вере меня приучили горы.

* * *

«Да, горы… — повторил он уже мысленно, ложась на диван рядом с Оливейрой, которая сразу же свернулась калачиком и затихла, прижавшись щекой к его предплечью. Она всегда засыпала именно так, но, прежде чем уснуть, умудрялась задать ему несметное количество всяких вопросов. Причем таких, что, отвечая на них, Микейросу порой казалось, что разговаривает он не со взрослой многоопытной женщиной, а с дочуркой. Той самой, что погибла в горах, когда они с Оливейрой взяли ее с собой.

В своей любви к детям все родители в какой-то степени ненормальные. Но это святое безумие. Они же обезумели в своей любви к горам и даже попытались вовлечь в это безумие четырнадцатилетнюю дочь. А ведь Амика и в самом деле оказалась не по годам выносливой, и ее тоже неудержимо влекли горы… Что тут ни мудри, а она была прирожденной альпинисткой. Как, впрочем, и ее мать — альпинистка экстра-класса Оливейра Андеррас. Но разве это оправдывает их или способно пригасить горе?